1632 (ЛП)

Войскам Тилли пришлось познать это на себе - еще до конца этого дня. Но они, увы, не оказались хорошими учениками. Высокомерный Паппенхайм, получивший первый урок, теперь безуспешно пытается собрать своих кавалеристов где-то на дороге в Галле. Шведские клячи может быть и вызывают смех, но в людях, сидящих верхом на них, ничего смешного не было. Ни в них, ни в пехотинцах, прикрывающих их. Семь раз его черные кирасиры обрушивались на шведские линии. И семь раз они были отбиты, а потом нарвались на контратаку, обратившую их в бегство.

Плохие ученики, честно говоря. Теперь, на противоположном фланге, имперской кавалерии не удался урок в восьмой раз. Первая атака, сломя голову, ошеломительная - с уверенностью в победе - и к черту караколь! - разбилась как волны о скалу. Они ожидали встретить испуганного и растрепанного врага, дезорганизованного внезапным разгромом саксонцев. Вместо этого, католические кирасиры увязли в плотной, хорошо организованной обороне. Горну удалось даже захватить и подготовить для обороны канавы вдоль дороги на Дюбен.

Шведские мушкеты ревели; их копья не дрогнули. Имперская кавалерия отступила.

Отошла, но не потеряла решимости. Тилли и его люди одержали первую большую католическую победу в Тридцатилетней войне, в битве на Белой Горе. Одиннадцать лет прошло с тех пор, а вместе с ними пришло еще много побед. Эта армия обвинялась - и вполне справедливо - во многих преступлениях за эти годы. Но в трусости - ни разу.

Они снова с яростью атаковали. И снова были отброшены.

Пехотные терции были все ближе. Кавалеристы, видя их приближение, перешли в еще одну стремительную атаку. Это будет их победа! А не презренной пехоты!

Бесполезно. А терции уже подошли вплотную.

Наконец, имперские кирасиры вложили сабли в ножны и и схватились за колесцовые пистолеты. Они устроили круговерть караколе, обстреливая врага из пистолетов на расстоянии, периодически откатываясь для перезарядки. Что ни говори - эти люди были наемниками. Они не могли позволить себе потерять своих драгоценных лошадей. И они уже поняли - как и кавалеристы Паппенхайм перед ними - что шведская тактика против тяжелой кавалерии состояла в том, чтобы использовать аркебузы и копья главным образом против лошадей. Они были обучены и проинструктированы этой методике их королем. Густав Адольф давно понял, что его шведские пони не идут ни в какое сравнение с немецкими битюгами. Значит, первым делом - выбить этих битюгов.

Терции наискосок по полю двигались к к шведскому левому флангу, развернутому под прямым углом к ​​первоначальной линии фронта. Эти семнадцать терций, казалось, накатывались, как ледник. Медленно и неостановимо.

*** 

Но это была всего лишь иллюзия. Несокрушимый ледник на самом деле уже трещал под артиллерийским огнем, подобного которому ранее не встречал. Сейчас перед ним была лучшая артиллерия в мире под командованием лучшего артиллериста в мире.

Торстенссону не нужны были приказы, и его король даже не посылал к нему гонца. Юный генерал-артиллерист, заметив, что Густав развернул бригады Хепберна и Вицхама на помощь Горну, сразу догадался, что теперь будет. При всей осторожности Густава в стратегии, на поле боя он был неизменно дерзок. Торстенссон был уверен в предстоящей контратаке, и прекрасно осознавал, что его задача - подвергнуть терции массированному артиллерийскому обстрелу перед этим. Обстрелять их, поразить, пустить им кровь. Как пикадор на арене корриды, он должен ослабить зверя для матадора.

   - Развернуть орудия! - зарычал он. Торстенссон, как обычно в бою пеший, кинулся вперед, за батарею. Точно, это был день размахивания шляпами - он сорвал свою с головы, и начал ею размахивать.

   - Развернуть орудия! - Повторный рык заставил его закашляться. Этим летом царила засуха, и сушь была изрядной. В его горло залетела поднятая тысячами лошадей пыль. Используя шляпу как ориентир, Торстенссон жестом подтвердил приказ.

   Расчёты орудий состояли из ветеранов, которые тут же, кряхтя от напряжения, налегли на спицы колёс, разворачивая полевые пушки, чтобы медленно пересекающие перед ними поле терции попали под прицельный огонь.

   У шведов было два типа пушек. Основная часть, сорок две штуки, были так называемые "полковые пушки". Трёхфунтовки - первая в мире натуральная полевая артиллерия. Сделанные из литой бронзы, со сравнительно лёгким стволом, эти орудия могли довольно просто маневрировать в поле. В ходе полевых испытаний шведы обнаружили, что при немного уменьшенной навеске пороха, эти пушки могли стрелять практически непрерывно. Такие орудия были ни к чему при осадах, но потрясающе эффективны на поле боя.

   Более тяжелые полевые орудия состояли из  двенадцатифунтовок. Густав-Адольф в последние годы стремился весьма упростить свой орудийный парк, основываясь на тяжелом опыте польских кампаний. В Германию он взял с собой только три типа орудий: лёгкие и тяжелые полевые пушки и двадцичетырёхфунтовые осадные. От остальных, включая, сорокавосьмифунтовые, использовавшихся обычно для разрушения мощных укреплений, он отказался.