17 марта 1611 г., узнав о приближении Первого ополчения, жители Москвы подняли восстание против поляков. Поводом послужили новые бесчинства оккупантов, на сей раз в форме нападения на мирное предпасхальное (дело было в Вербное воскресенье) шествие (инсценировавшее въезд Христа в Иерусалим «на осляти»). По другой версии, религиозное шествие прошло все же относительно мирно, а вот 19 марта столкновения начались из-за того, что извозчики отказались по требованию поляков устанавливать пушки на ворота Китай-города. Поляки давали за эту работу деньги – извозчики их не брали (Н.И. Костомаров добавляет, что поляков насторожил сам факт того, что съехалось много извозчиков: ведь возы – отличный материал для строительства баррикад) [597]; поляки начали их избивать, другие москвичи вступились… ну, и пошло-поехало [598].
При этом есть сведения, что восстание 17 (или 19-го) марта было неподготовленным, преждевременным [599]. Так, К. Буссов утверждает, что поляки узнали о готовящемся восстании заранее, поэтому всем польским и находившимся у них на службе иностранным (в основном, как уже сказано, немецким и венгерским) солдатам было под страхом смерти приказано не «шататься» по Москве, а собраться в Кремле и Китай-городе. Узнав, что их замысел открыт, русские восстали раньше, чем подошло Ополчение [600].
Но и при этом поляки несколько дней не могли справиться с народным гневом. Лишь после того, как 19 марта захватчики подожгли Москву (Белый город и Замоскворечье), им удалось расправиться с восставшими. Однако именно этот день – 19 марта 1611 г. – стал днем, когда были похоронены последние надежды Владислава стать русским царем. По крайней мере, так считает Р.Г. Скрынников, который пишет, что народ окончательно отвернулся от Владислава [601]. Обязательство подчиниться Владиславу как царю, если отец отпустит его на царство, вскоре было удалено и из крестоцеловальной записи Первого ополчения [602].
Спустя несколько дней последнее подошло к столице, и «победители» были осаждены им в Кремле, причем ополченцы в период с 1 по 6 апреля буквально загнали поляков в Кремль [603]. Однако деятельность Ополчения осложнялась противоречиями между служилым дворянством и казачеством, каковое противоречие и вынудило назначить временными правителями сразу троих – Прокопия Ляпунова, Дмитрия Трубецкого и Ивана Заруцкого.
Из-за разногласий между дворянами и казаками не получилось настоящей блокады Кремля, вместо нее начались затяжные бои [604]. Пользуясь этим, Гонсевский в мае-июне провел переговоры с Л. Сапегой, последним более или менее крупным польским военачальником из бывших сторонников Тушинского вора, кто еще не перешел окончательно в лагерь Сигизмунда – Владислава. Точнее, Сапега перешел было в начале 1610 г., однако, поскольку Сигизмунд отказался выплатить ему жалованье за время, проведенное в тушинском лагере, то он вскоре вернулся в последний. Он примирился с «вором», обвинил в измене поляков Ружинского, которого, мол, Бог уже наказал за это смертью (тот и в самом деле за это время, как мы видели, успел помереть), и поклялся в верности Самозванцу [605]. Как мы уже видели, Первому ополчению он поначалу по крайней мере не мешал.
И вот теперь Сапега снова предал теперь уже малолетнего сына «вора», 23 июня 1611 г. прибыл под Москву и вскоре отправился в поход и овладел Суздалем и Ростовом. Однако на подступах к Переславлю-Залесскому его изрядно потрепал сподвижник Заруцкого атаман Просовецкий, и Сапега не решился после этого штурмовать город [606]. Он вернулся в Кремль, приведя его гарнизону подкрепление, и в сентябре того же 1611 г. умер [607].
Тем временем 29 мая Ополчение издало указ, по которому ратные люди обязаны были явиться под Москву (раньше в состав Ополчения входили только добровольцы) [608], а 30 июня 1611 г. утвердило «Приговор» – нечто вроде временного основного закона страны. Законодательную власть в Ополчении представлял «Совет всей земли» – нечто вроде постоянно действующего Земского собора, исполнительную – упоминавшийся триумвират из Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, административную – несколько приказов; также было постановлено «смертною казнью без боярского и всей земли приговору не казнити», а бояр и полковых воевод назначать «всею землею» [609]. При этом Ляпунов признал боярство Ивана Заруцкого, пожалованное тому еще Тушинским вором, что само по себе говорит о нестандартности мышления лидера Первого ополчения.