15 минут (ЛП)

— До того как Рекс в нее стрелял, я об этом не знал. Поверь мне, прошу. Может быть, когда-то мы и были братьями, но наши пути давно разошлись. В раннем возрасте он вступил в мафию. Сначала был простым костоломом, но с тех пор… скажем так, много чему научился.

Я правда ему верю. Вижу, как страдания искажают его лицо, когда он говорит о брате.

— Но ты прикрыл его преступление. Подставил моего отца.

— У меня не было выбора. Мафия… они бы снова напали. Они бы убили твою маму, тебя, меня — всех. Но он мне все-таки брат. И мы заключили сделку. Что он больше не вернется. Что оставит нас в покое… если я поручусь, что Миранда не уволится и продолжит исследования. Если она будет молчать. — Он глубоко вздыхает. — А потом мы поженились. Я не подозревал, что…

— Зайдешь так далеко. — Я прикусываю губу. — У вас родились близняшки.

Джекс кивает.

— Что же изменилось? Почему Рекс вернулся?

— Из-за сенатора. Из-за твоей матери. Отношения между ними… накалились. Твоя мама собиралась уйти с работы и разоблачить все их махинации. Я сам-то об этом узнал только после похищения Молли, после того как ты пропала. Но потом твоя мама рассказала мне об угрозах сенатора и о том, что случилось с репортером. Та каким-то образом вышла на информатора и…

— Этот информатор — я.

Он глядит на меня во все глаза.

— Что? Как?

— Я выкрала у «Перемотки», а точнее у мамы, закрытую информацию и передала ее той журналистке. Убив ее, они все забрали. Я все это сняла. Если сумею выбраться, то покончу с ними.

Джекс закрывает глаза и делает глубокий вдох.

— А Молли? Они похитили ее, чтобы…

— Шантажировать меня. Хотят вернуть все материалы. Похоже, это сработало. — Перевожу дыхание, чтобы успокоить нервы. — Мы все умрем, да?

— Нет! — Он почти убедил меня. — Нет.

— Джекс…

— Послушай, прости меня за все, что я сделал, но я старался как лучше.

— Что ты…

— Думаешь, я не понимаю, к чему ты ведешь? — Чуть прищурившись, Джекс гладит меня по щеке. — С каждым годом моя любовь к вам с мамой растет и крепнет. С каждым годом я все чаще замечаю, как нелегко тебе приходится. С каждым годом я все больше себя виню.

— С каждым годом, — шепчу я, и воспоминания переносят меня в день рождения отца.

Я счищала остатки торта в мусорное ведро, где валялся нераспечатанный конверт. На нем красовалась золотая буква «М», то есть Монтгомери. Отец так его и не открыл, потому что знал, кто был отправителем — любовник моей мамы. Что он нам слал? Открытку? Деньги? Ведь его брат был повинен в смерти мамы, и все сошло ему с рук.

— Ты в порядке? — беспокоится Джекс.

— Да… Столько всего в голове не укладывается.

— Ты сможешь простить меня за все, что я натворил?

Сглатываю ком в горле.

Отчим безмолвно ждет.

— Это будет очень нелегко. — Он совсем падает духом. — Но ты вырастил меня. Как бы мне хотелось, чтобы ты поступил по-другому.

Его нижняя губа мелко подрагивает.

— И мне. Лара, делай все, что они скажут, тогда нас, может, и выпустят. И каждый получит второй шанс.

В этом я сомневаюсь, однако всей душой надеюсь.

Дверь в комнату распахивается, и входит Рекс. С последней нашей встречи его внешность претерпела некоторые изменения. Половину лица негодяя пересекает свежий на вид шрам.

Злобно фыркаю.

— Кто это тебя так разукрасил?

— Ты.

— Думаю, такое я бы не забыла, — нахмурившись, отзываюсь я, пусть даже есть вероятность, что память мне изменяет.

Рекс наклоняется с недоброй улыбкой, от которой у меня мороз по коже.

— Скоро вспомнишь. Это лишний раз подтверждает, что наши планы увенчались успехом. Именно тебя все эти годы искала Миранда. Какая ирония.

Никак не пойму, о чем это он. О маминой работе, что ли?

— Прости, дорогуша. Нет времени объяснять. Тебя ждет процедурная.

— Рекс! — Джекс таращится на брата с широко распахнутыми глазами. — Ты ведь говорил, что отпустишь ее, как только получишь то, что вам принадлежит.

— Планы поменялись. — Рекс дает знак своим головорезам; те хватают меня за руки, силой заставляя встать.

— Отпусти ее! — выкрикивает отчим.

Всю дорогу я сопротивляюсь и пинаюсь ногами.

— Пустите! — Я пытаюсь высвободить руки, бешено верчу головой. Делаю все, что в моих силах.

Несмотря на протесты, меня волокут по длинному коридору к стерильной комнате. В центре стоит высокое кожаное кресло, немного смахивающее на стоматологическое, но с отверстием в подголовнике. Меня швыряют на кресло и силой удерживают на месте, пристегивая к нему наручниками.

Я кричу, брыкаюсь и даже умудряюсь укусить одного за ухо.

— А-а-ай! — Он резко бьет меня в челюсть.

— Хватит!

Головорезы вытягиваются по струнке, и мне удается перевести дыхание. Это Патрисия Джеймс в своем синем дорогом костюме. Ее безукоризненная прическа уложена волосок к волоску. Прямо-таки идеальный образ сильного и энергичного политика из Вашингтона.

Она изучает меня. Никогда прежде не встречала такой явной бесцеремонности — с другой стороны, мне и похищенной быть не доводилось.

— Неужели ты забыла, что Молли у нас?

С трудом сглатываю. Отчасти так и есть.

— Что вам нужно? — стиснув зубы, цежу я.