13 страшных историй

Однажды летом, когда мне было примерно лет семь, мы с Олей гуляли во дворе. Мальчишки убежали за дом культуры в песочницу, но Оля меня с ними не отпустила, а мне было скучно с ее подругами, они играли в куклы, а у меня был пластиковый робот с бластером, который никак не уживался с Барби и Кеном. Когда мой робот напал на жителей Барбикении и разрушил их постройки, девчонки прогнали меня, а Оля отвела в сторону и сказала, чтобы я не подходил к ним, а то она пожалуется родителям. Она назвала меня дикошарым, хотя тогда я не понял, что это значит. Я забрался на горку, где играл с роботом. Мне было скучно одному, и тогда я подумал, почему бы не начать говорить самому с собой разными голосами, получится, будто у меня есть друг. Этот друг оказался не таким мягкохарактерным, как я, он был немного грубым и задиристым. Он даже употреблял те выражения, которые я слышал в кино на vhs того времени, ну знаете, таким гнусавым голосом. Я назвал своего друга Ворчун, потому что он все время предлагал кому-нибудь подгадить, и он предложил отомстить девочкам. Но я сказал, что мне не хочется. На самом деле мне хотелось, просто я знал, что Оля потом расскажет родителям, и возможно, это повлияет на решение моего отца, когда я попрошу у него новую игрушку.

Ворчун стал моим другом. Иногда он появлялся в самый неожиданный момент. Он мог назвать незнакомую женщину сукой и быстро убежать. Или бросить камень в стаю голубей, или прижать кошке дверью хвост. При этом он часто хихикал. Я был не против всего этого. Мне нравилось, что с Ворчуном можно во что-нибудь поиграть, он всегда приходил, когда мне было одиноко. Однажды он выручил меня, когда один мальчик из соседнего двора по кличке Сиса попросил посмотреть робота, а потом сказал, что он забирает его, прямо как в мультике «оставайся, мальчик, с нами». Ворчун выскочил так неожиданно, что я даже не успел опомниться. Он пнул Сисе в колено и отобрал робота, а потом схватил камень и сказал, что если Сиса сейчас же не уберется к себе, то размозжит ему лицо.

Ворчун был смелым, не то что я. Он был решительным. Он ушел после смерти Оли, и мне его не хватало. Я скучал по нему и часто думал о том, что Ворчун в той или иной ситуации справился бы лучше.

Оля ненавидела Ворчуна. И каждый раз, когда я начинал разговаривать разными голосами, она называла меня психом, давала мне по заднице и просила это прекратить. Мне кажется, ее это пугало.

С сестрой мы, мягко говоря, не были друзьями. Она жаловалась на меня родителям, если я не прислуживал ей или когда я делал то, что вздумается. Когда я разбил стекло в местном доме культуры, она тут же настучала маме. Отец был очень недоволен этим, а мама весь вечер плакала.

Первый раз я выкурил сигарету в восемь лет. Оля застукала меня, ведь она знала, где парни скрываются от родителей, чтобы покурить – в сарайках за домом. Ох и досталось мне тогда! Оля всегда ошивалась рядом, будто следила за мной, чтобы рассказать родителям про мои шалости и потом смотреть, как меня наказывают. Может, ей нравилось смотреть, как я страдаю? Может, она завидовала, что я не так часто болею, как она, что у меня нет аллергии на сладкое, на животных, на тополиный пух. У нее постоянно текли сопли, она покрывалась волдырями и превращалась в Степашку из «Спокойной ночи, малыши».

Да, мы с ней не очень ладили. Но я все равно был вне себя от горя, когда с ней случилось несчастье. Я был в шоке, меня даже к психотерапевту водили несколько лет. Представляю, каково было родителям. Мама чуть с ума не сошла, ревела днями и ночами. А отец бродил по квартире, как мумия, молчал и смотрел сквозь стены. Это было ужасно.

А случилось вот что.

Мне было десять, сестре двенадцать, мы поехали с друзьями на карьер купаться. Три километра по проселочной дороге на великах, полчаса и мы на месте. Там была голубая вода и песчаный пляж, как на фотографиях моря. Все детишки в нашей деревне любили это место.

По дороге домой мне стало плохо. Я упал с велика и едва смог подняться. Оля предложила остановиться в лесу, спрятаться в тени и остынуть. Друзья нас оставили – все спешили домой на обед. Если бы они этого не сделали, то Оля наверняка была бы жива. Но я не виню их. Это не они убили Олю. Не они.

Мы остались вдвоем. Вдвоем в лесу между деревнями.

Спустя несколько часов меня обнаружили бредущего пешком по дороге, ревущего, кричащего, по уши в крови. Меня подобрал какой-то мужик на копейке, довез до деревни, и кое-как нашел моих родителей. Я два слова связать не мог, только ревел. Кто-то из прохожих меня узнал и показал, где мой дом.

Родители перепугались, когда мужик привел меня на порог. Мама подняла истерику, опять ударилась в слезы, вырвала меня из рук того мужика. Отец позвонил в милицию. Меня отвезли в больницу. Оказалось, что я в порядке. Точнее, не совсем в порядке, но ран на мне не было. На мне была Олина кровь.