13 страшных историй

Гардероб был закрыт. Пальто там, за белой решеткой, вот я даже вижу его на одном из крючков нашего класса. И, конечно, возле гардероба никого нет – никто его не откроет.

«Ладно, – подумала, – пересижу на подоконнике в коридоре». Но тут появилась какая-то незнакомая училка, вынырнула неожиданно из столовки.

– А что это ты тут делаешь? Почему не на уроке? Из какого ты класса?

Подхватила портфель и пошла к дверям. Она что-то там еще кричала мне вслед. Остановись, наверное. Но я сделала вид, что не слышу.

Да, на улице уже не лето. Хорошо, что сегодня была физра, и я в спортивных штанах под форму и кофта спортивная сверху. Учителя не любят такое, но это лучше, чем таскать за собой еще полный мешок, а так там только кеды.

Черт, кеды в классе оставила! Может, Ленка догадается забрать. Про пальто она в курсе, выходит, замотав его в свое, держа так в руках оба. У нас гардеробщица – еще та ведьма, не дает выносить чужие вещи.

Ох, как не вовремя на мой стол прилетела эта записка. У меня по математике трояк мог быть в четверти, а теперь уже точно не будет. Бабка начнет причитать, вроде бы жалея, а потом все равно расскажет матери, а та – отцу. Бабка меня всегда вначале вроде как жалеет, а потом все рассказывает матери и еще почему-то обижается на меня за это.

Я зашла за угол школы, где не так сильно дуло. Можно, конечно, сразу идти к Ленке домой, мать ее точно дома. Мать у нее классная, Ленка точно в нее. У Ленки вся семья классная. Отец ее, вернее отчим, но Ленка зовет его папой, работает где-то в другом городе, но часто приезжает и привозит Ленке всякие красивые вещи: то пенал модный, то раз наклеек несколько листов, даже мне перепало парочку. А наклейки не наши, всякие «Ну погоди!», а настоящие – гэдээровские. Я даже думала вначале, что отчим у Ленки – шпион, а потом Ленка мне сказала, что он – музыкант. Но дома у них даже пианино нет, и Ленку мать в музыкалке не заставляет учиться. Ленка мне рассказывала, что училась когда-то, но бросила. Раз перед уроком пения в актовом зале наиграла одним пальцем «Собачий вальс», говорит, что это все, что помнит из музыкальной школы. Мать ее не работает, сидит дома с Витькой, это Ленкин младший брат. Он уже такой, что в ясли можно отдавать, но не отдают. А раз мать дома, то у Ленки всегда и бутеры с собой в школу сложены в белых салфетках, и дома все наготовлено. Мы как к ней после уроков приходим, Ленкина мать сразу кричит еще из кухни, мы еще не успели даже дверь закрыть за собой:

– Девочки, мойте руки! Обед на столе!

И правда, когда мы заходим в кухню, обед уже стоит. И не просто обед, а как в кино показывают. Вот если, к примеру, у нас борщ на обед, то к нему обязательно маленькие булочки, перемазанные чесноком и укропом. Я, вообще не люблю чеснок и укроп терпеть не могу, но эти булочки вприкуску с борщом очень люблю. Да, борща бы я сейчас съела. В животе заурчало, и голова начала кружиться, наверное, от голода. Но я подумала, что надо Ленку дождаться, а то какой я друг, если буду есть борщ, а ей и пальто мое тащить, и кеды, ну если она кеды не забудет.

Что же этот урок все не кончается.

2005 год

Мама звонила мне все утро. Я с трудом смогла написать ей СМС под столом: «Я на совещании, позже перезвоню». Этого хватило на полчаса, не больше, телефон опять начал яростно вибрировать. Еле дождалась, когда шеф закончит свой долгий спич о плохой работе всех, кроме него, и выскользнула из конференц-зала.

– Что случилось?

– А что, чтобы ты ответила матери, должно было что-то случиться? – голос мамы звучал недовольно. – Ты хоть помнишь, какой сегодня день?

Я в ужасе взглянула на календарь, висевший за спиной секретаря. Красный квадратик стоял на 14 октября.

– Да, помню, – соврала я.

– Когда заедешь за мной?

– Мам, ну я сейчас не могу. У нас завал на работе. Давай в субботу?

– В такой день ты могла бы и отпроситься, – голос мамы зазвенел от возмущения.

– Хорошо, я буду в обед.

Когда я подъехала к дому, в котором когда-то жила, то поняла, что хотя бы в квартиру заходить не придется: мама стояла в светлом купленном во время последнего нашего шоппинга плаще и с черной косынкой на голове возле подъезда. В руках она держала букет фиолетовых астр.

Когда она села в машину, не поздоровавшись и глядя прямо перед собой, сказала:

– Ну, и чего мы не едем?

– Пристегнись, пожалуйста.

Она начала копаться в ремне, заблокировала его, и мне пришлось, перегнувшись через нее, пытаться его вытянуть.

– Осторожно, цветы не помни! – раздраженно сказала она.

1985 год