— Вот она, тяжелая жизнь нищенки, вынужденной экономить на питании, — подвела итог маменька и тут же принялась раздавать указания своей домработнице Нюше:
— Икру поставь на холод, миноги положи вниз, клубнику оставь на столе. Господи, как тяжело! Все приходится делать самой.
Нюша челноком сновала по просторной кухне, подгоняемая криками:
— Не туда! Заверни в фольгу! Осторожно, сейчас разобьешь! Так я и знала! Косорукое чудовище!
Наконец маман перевела дух, Нюша, шмыгая носом, вытирала желтоватую лужицу от разбитого яйца.
Я воспользовался возникшей тишиной и спросил:
— Что случилось? Ты потеряла документы?
Маменька повернула ко мне стриженную в салоне «Жак Блер» голову. Лучше вам не знать, во что мне обходится каждый ее поход в это парикмахерское капище.
— В отличие от очень многих людей, — язвительно заявила маменька, — я никогда ничего не теряю.
— Но Нора сказала мне…
— Она не поняла!
— Так что случилось?
— Сейчас сядем в гостиной, и расскажу. Ты что, не слышишь, старая идиотка? Немедленно ответь!
Последние фразы относились к Нюше, которая стояла возле подпрыгивающего от негодования телефонного аппарата с раскрытым ртом.
— Але, — завопила домработница, — хто! Чаво? Каво?
— Чаво, каво, — передразнила Николетта, — господи, сто лет как из деревни приехала, а разговаривать не научилась.
— Что случилось? — продолжал я любопытствовать.
— Сначала сядем.
— Но я тороплюсь.
— Не буду говорить на ходу, — уперлась маменька.
— Это тебя, Ваняша. — Нюша сунула мне трубку.
Я машинально сказал:
— Слушаю.
— Немедленно поезжай к Кузьминскому, — нервно заявила Нора, — там дым коромыслом.
Я глянул на Николетту:
— Говори скорей, в чем дело? Я ужасно тороплюсь.
Маменька обиженно поджала ярко накрашенные губки.
— Потом как-нибудь, когда отыщешь и для меня секундочку в своем плотном графике.
— Сделай одолжение, скажи.
— Я не приучена вываливать информацию по дороге! — Николетта решила не сдавать позиций.
Я секунду поколебался. Если сейчас покорно поплетусь в гостиную, то у маменьки возникнет сладкое ощущение полной победы над сыном. Следующие два часа она будет излагать какую-нибудь идиотскую историю о том, как ее оскорбила Кока. Помнится, месяц назад я выскочил в одиннадцать вечера из кровати, услыхав в трубке горькие рыдания Николетты.
— Жизнь кончилась, — стонала она. — О-о! Я такое узнала, просто ужас!
Слегка испугавшись, я прилетел на зов, был препровожден в гостиную и после часовых всхлипываний и истерических взвизгов наконец узнал правду. Маменьке предстояло пойти через пару дней на юбилей заклятой подружки Коки. Ради такого случая в бутике было куплено платье, чуть вконец не разорившее меня. Так вот, Николетта узнала, что другая ее не менее любимая подруженька Зюка приобрела себе такое же.
Поразмыслив над ситуацией, я быстро прошел в коридор и сказал надувшейся Николетте:
— Извини, я обязан бежать, когда надумаешь рассказать о том, что тебе надо, позвони.
Николетта молчала, но, когда я уже был на лестнице, она бросила мне в спину:
— Это нужно тебе. Но после такой обиды можешь даже не рассчитывать на мое прощение!
Недовольный собой, я сел в машину. Даже если раз в году я решаю проучить маменьку, та всегда оказывается в выигрыше. Теперь она будет изображать глубокую обиду, и мне придется потратить кучу времени и денег на «устаканивание» проблемы.
Глава 9
Когда я вошел в холл, из гостиной неслись истерические рыдания, какая-то женщина судорожно всхлипывала:
— Не знаю, это не я, не я…
Я осторожно втиснулся в гостиную и застал там Клару и Сергея Петровича. Девушка, прижимая к плоской груди стиснутые кулачки, словно заведенная твердила:
— Нет, нет, не я…
— Вот, — ткнул в нее пальцем Кузьминский, — можешь познакомиться, семейный вор, любительница брать то, что ей не принадлежит!
— Нет, нет… — трясла взлохмаченной головой Клара.
— Да, — заорал Сергей Петрович.
Девушка закатилась в истерике. Сначала она захохотала, потом осела на пол, легла на ковер в позе зародыша, подтянула острые коленки к носу и принялась стучать головой о пол.
— А ну прекрати, — брезгливо вымолвил дядя, — противно смотреть. Пошли, Ваня, попьем чаю, сейчас эта дрянь перестанет ломать комедию, и тогда мы решим, как с ней поступить.
Но мне стало жаль Клару, ее истерика казалась самой настоящей, не наигранной. Девушка и впрямь билась в припадке. Я наклонился над ней.
— Клара, успокойся.
Куда там, она меня даже не слышала.
— Мне кажется, следует вызвать доктора, — пробормотал я.
Кузьминский поморщился:
— Ваня, это обычные женские штучки, сейчас она еще обморок изобразит!
Не успел он закрыть рот, как Клара всхлипнула, дернулась и затихла.
— Пожалуйста, — усмехнулся Сергей Петрович, — вот и продолжение концерта.
Я внимательно посмотрел на Клару. Ее лицо было синюшного оттенка, из чуть приоткрытого рта стекала тоненькая струйка слюны. Шея девушки на ощупь оказалась чуть липкой. Подобное сыграть невозможно.
— Ей плохо, немедленно вызовите врача.