Секунда раздумий – и Даниэла уверенно ступила в многолетнюю перегнившую листву. Покачиваясь с пятки на носок, как на мягкой подушке, она обошла молочно-белый ствол по кругу, считая шаги. Получилось двенадцать. «Дерево как дерево, – подумала Даниэла. – Понапридумывают небылиц!» Намного выше её роста она вдруг заметила неровные, кособокие буквы, наползающие одна на другую. С трудом прочитала: «Ирен». Годы так и не сумели затянуть страшную рану дерева. Даниэла прижалась щекой к стволу – шершавая, грубая поверхность оказалась пульсирующей и тёплой, будто внутри клокотал океан, шумно перекатывая камешки во время прибоя. Вскоре между трещинками в коре пошел пар – он вырывался тонкими белыми струйками, обжигая ладонь. Даниэла вскрикнула, отдёрнула руку, но неожиданно невидимый резиновый жгут обернулся вокруг её запястья, заставляя запрыгать в попытках освободиться. Даниэла тянула руку к себе, дерево – к себе. Наконец, запыхавшись, она догадалась упереться ногой в ствол. Удерживая другой ногой равновесие на мягком грунте, девочка дёрнулась что было сил и оборвала невидимую нить. Кривясь от боли, поднесла ладонь к губам, подула на неё – на воспалённой коже надувались прозрачные пузыри. Даже в свете сгущающихся сумерек ожог выглядел впечатляюще. Дерево под порывами ветра клонилось, нависая над ней тяжёлыми ветками, скрывая пасмурное небо. Даниэла оказалась будто в шатре и, с трудом сдержав крик ужаса, упала на колени, пытаясь найти просвет между ветками, однако что-то ещё было не так – исчез цвет. Внезапно всё закружилось, перемещаясь в сумасшедшей чёрно-белой круговерти. Даниэла решительно зажмурилась и поползла, раскидывая в разные стороны комья земли и листья. Ветки царапали лицо, вырывали её рыжие волосы. Девочка пребывала в уверенности, что барахтается на месте, подтягиваясь на локтях, а в следующий момент отталкиваясь ногами. Рюкзак мешал, земля с перегнившими листьями легко поддавалась ладоням, ногам не хватало упора. Она будто скользила, тонула в лесном озере. Даниэла двигалась несмотря ни на что, с упорством пловца на стометровке. В какой-то момент под руку ей попался торчащий из земли упругий корешок. Даниэла ухватилась за него, подтянулась. Приоткрыв глаза, выглянула из-под капюшона, заметила просвет; страх навсегда остаться под этим деревом толкал её вперед, только вперед; ветки нещадно хлестали по ногам и спине. Она поняла, что отползла на приличное расстояние, когда цвет начал возвращаться яркими бликами и в чёрно-белой картинке мира возникли цветные пятна – зрительские стульчики, потом деревянные ступени лестницы, выкрашенные голубой краской. Даниэла привалилась спиной к чему-то жёсткому и в то же время пружинистому. Это было автомобильное колесо, наполовину вкопанное в землю, – ограждение палисадника школы. Отдышавшись, она потянула за ремешок часов на запястье. Время застыло на 18.22 – длинная минутная стрелка смялась посередине, придавленная треснувшим стеклом. Аккуратно вытащив стеклышки, она спрятала часы в карман. «Ох и достанется от мамы! Это дорогие часики, подарок на мое тринадцатилетие». Из колена сочилась кровь, в рваную дыру на колготках попал песок. Даниэла ощупала голову, обнаружила болезненную шишку над левым ухом и пропажу заколки. Она поднялась, стряхивая налипший на юбку и куртку мусор, и непроизвольно всхлипнула. В сгущающихся сумерках дерево шумело и раскачивалось от порывов ветра, громадное и пугающее. Томас будто тянул к ней свои щупальца – длинные искривлённые тени. Даниэла отступила. И тут, ко всему прочему непрекращающуюся безумию, она услышала голос – он, будто плохо настроенное, трескучее радио, прозвучал в её голове:
– МЕРЗАВКА! ПОШЛА ВОН! ВОООН!
От охватившего её бессилия Даниэла подняла с земли увесистый камень и замахнулась:
– Отстань! Ты обычный дуб! Самый обычный! – Её сердце заколотилось как бешеное. Томас молчал, казалось, даже ветер затих. Облака развеялись, обнажив полную белую луну. Даниэла взяла себя в руки, передумала швыряться камнем, разжала пальцы, и тот с глухим стуком упал на землю. – Привидится же такое!
Покидая школьный двор, Даниэла всё же пару раз обернулась. А потом, когда бежала не разбирая дороги, всё думала о Томасе, думала, думала… «Этого не может быть! Просто моё бурное воображение сыграло со мной злую шутку! Солнце село, тучи, сильный ветер и… А голос? Я определённо слышала жуткий, нечеловеческий голос! Дуб говорил со мной! Как такое вообще возможно?»