Крышка гроба лежала на полу «будки». Дмитрий невольно глянул на содержимое гроба, но, кроме белой ткани, ничего не увидел. Он подавил в себе желание снять покрывало и посмотреть на покойного. Дима побоялся, что не сможет совладать со своими чувствами и разрыдается в присутствии водителя. Но еще больше он испугался, что в его сердце будет пусто, не проснется в нем ни любви, ни скорби, ни жалости.
– Это они так плохо прибили…
– Что? – не понял Дмитрий.
– Крышку к гробу, – пояснил Мурад. – Сейчас, у меня где-то в кабине был молоток.
Водитель вышел, а Дима остался смотреть на белую простыню, закрывающую лицо отца. На мгновение ему показалось, что под тканью что-то шевелится. Он присмотрелся. Нет, игра света. Дима подошел ближе и дотронулся до края гроба, потом до простыни у стенки, а затем в середине, там, где должны быть сложены руки отца.
Он не видел отца с последней встречи года два. Интересно, сильно ли он изменился? Когда Дима приехал в Нальчик, тело отца уже приготовили – вымыли, одели и уложили в гроб, перед этим напичкав его формалином. Почему он не взглянул на отца там, при всех этих людях? Ведь он приехал туда ради него, и других дел у него там не было, чтобы отвлечься и забыть взглянуть на тело. Черт! Диме не нравилось подобное самобичевание, тем более, что в попытках надавить на собственную совесть чувствовалась какая-то фальшь. Он злился на отца, несмотря на то что тот уже два дня как мертв. Он не ощущал потери, утраты, боли. Нет, боль все-таки была. Эта боль называлась мальчишеской обидой на родителя, не выполнившего данное обещание. Именно это и чувствовал Дмитрий, но признаться себе в этом не хотел.
– Вот, брат.
Мурад влез в кузов и подошел к гробу. Посмотрел на Диму, потом перевел взгляд на покойника.
– Ну что, закрываем?
Дима кивнул, попятился и, когда Мурад положил крышку на гроб, выпрыгнул из кузова.
– Ты не обессудь, брат, я не знаю, как у вас хоронят. Но вот тебя я уважаю, – произнес водитель уже в машине.
Дима кивнул и отвернулся к окну.
– Ты приехал за телом отца за полторы тысячи километров. Это не каждому дано.
Дмитрий повернулся к нему и попытался уловить нотки иронии в голосе Мурада, но ему показалось, что парень был искренен. Дима грустно улыбнулся и сказал:
– На моем месте каждый, кто любит родителей, поступил бы так же.
Любит родителей… Два слова, так похожие на два гвоздя, держащие сейчас крышку гроба, вонзились в его воспоминания. Конечно же, он любил их. Маму так вообще боготворил, он не представлял себе жизни без нее. А теперь вот, оказывается, живет. Отца он тоже любил и не меньше, чем маму, но его исчезновение двадцать лет назад убедило Диму в предательстве, в несовершенстве этого хрупкого мира.
Он бегал за отцом словно хвостик. Куда он, туда и Димка. Однажды, когда Диме было лет семь, отец уехал в магазин, а его оставил с бабушкой. Так Дима такое устроил… Он выбежал из дома и уселся под проливным дождем на скамейку – ждать папу. Ни угрозами, ни уговорами его не могли загнать в дом. Так бабушка и простояла над ним с зонтом до приезда отца.
Отец тоже в нем души не чаял. Даже после рождения Нельки отец не забывал о сыне. А вот мама, как казалось Диме, все-таки стала меньше уделять ему внимания. Вернее, внимание на него обращено было постоянно, но уже как на старшего, как на ответственного не только за себя, но еще и за сестренку. А ему нужна была ласка. И только отец не переставал его баловать. Для него что Неля, что Дима были равны. Именно поэтому Дмитрий и посчитал пропажу (тогда-то он думал – побег) отца предательством по отношению к нему лично. Отец не обманул ни маму, считал Дима, ни Нельку (ей тогда лет десять было). Он обманул сына, который ждал от него помощи и поддержки.
Когда отец объявился, Дима был в шоке. Он долго не мог понять, для чего это возвращение. Почему его не было, когда он был нужен? Что ему надо теперь? Дмитрий уже был не в том возрасте, когда требуется поддержка, особенно от того, кто предал его. Нет, поддержка, конечно же, нужна, но Дима понимал, что не может простить отца. Не может, да и не хочет, если начистоту. Если уж на то пошло, он слишком привык рассчитывать только на себя.
Так он думал, когда ему дали телефон отца и попросили с ним связаться. Первой мыслью было выбросить клочок бумаги с номером предателя и смириться с мыслью, что отец умер (последние лет десять они так и считали), но потом он передумал и набрал, стоя на какой-то остановке. Дима нервничал и тщательно подбирал нужные слова, а когда на том конце ответили, все нужные слова вылетели из головы.
– Алло.
Он будто позвонил в детство. Голос отца практически не изменился.
– Папа?
– Сынок?