– Всё, – объявил он, – прибыла психбригада из Новинок.
Леру отправили в класс, и он вместе с другими теперь прислушивался к тому, что происходит в коридоре и далее в дисциплинарном изоляторе. А там разворачивались самые настоящие боевые действия.
– Открывайте, – приказал густым басом один из санитаров психиатрической помощи.
Скрипнула дверь.
– Паша, выходи, – сказала Лариса Борисовна.
– А, падла! – тотчас взвыл Пашка. – Хочешь второй глаз засветить?! Никуда не пойду!
– Павел, пойдём, – настаивала воспитательница.
– Сама пошла! – заорал Пашка.
Неожиданно женщина вскрикнула. Вслед за этим из дисциплинарки вылетела тапочка и попала в живот Антоновне, стоявшей тут же в коридоре и не ожидавшей нападения.
– Бисова дытына! – только и воскликнула напуганная старушка.
Схватившись за сердце, она скрылась за дверью женского туалета.
– Наш клиент, – заключил густой бас.
– Смирительную рубашку, – вновь приказал он.
– Есть, смирительную рубашку, – ответил другой бас – пожиже.
– Готовность, – объявил густой.
– Есть, готовность, – подтвердил жидкий.
– За мной, вперёд!
Пашка-Маньяк перешёл на визг. Из дисциплинарного изолятора донёсся шум борьбы, оханье и чертыханье. Выглянув вместе с остальными из класса, Лера увидел двух дюжих санитаров. Они волокли симпатичного мальчишку, спеленатого в какой-то халат с длиннющими рукавами. Симпатяга трепыхался, как карась в подсаке, и страшно ругался.
– Я вернусь, и ты жить не будешь! – кричал он бледной от переживаний Ларисе Борисовне. – Копай себе могилу! Я тебя всё равно достану!
Тут из туалета вышла Антоновна.
– А-а! – заметил её Пашка. – Старая ментовка! Заказывай гроб! Через год – ты труп!
У бедной старушки от такой перспективы ноги подкосились. И если бы не подоспевший на помощь Сергей Иванович, лежать бы ей на полу в обмороке.
Пашка скорчил зверскую рожу, плюнул напоследок, и его вынесли вон.
28
Леру посадили за одну парту с коротко остриженным круглоголовым мальчишкой. Склонив свой ёжик, тот что-то старательно выводил на листе бумаги.
Лере тоже выдали тетрадку. Он открыл её и задумался. Прежние тревоги ушли одна за другой. На душе стало спокойно и легко, словно в родном классе перед началом урока, к которому хорошо подготовился. Но тут же он вспомнил, что удрал из дома. И такая тоска сжала сердце, так захотелось к бабушке, что хоть вой. И Лера, наверное, завыл бы без слёз, как плачут волки на луну. Но тут сосед толкнул его легонько локтем.
– Ты не двоечник? – спросил шёпотом.
– Нет, – удивлённо затряс головой Лера.
Мальчишка придвинул ему свой лист.
– Проверь ошибки, – посмотрел умоляюще.
С первой же строки Лера понял, что перед ним письмо.
«Здравствуй, дорогая мамуля! – прочитал он. – Пишет тебе твой сын Слава. Получил твоё письмо. Спасибо, что написала.
У нас 8 Марта над интернатом висела большая радуга. Мы в это время сидели в классе и писали сочинение про маму. Я писал про тебя. Написал на семь баллов. Мама, если ты ещё не получила моё последнее письмо, то я ещё раз поздравляю тебя с Женским днём. Я тебе, мама, обещаю: выйду и никогда не буду больше тебя огорчать. Ты за меня краснеть больше не будешь. Я стараюсь не отвечать на провокации плохих ребят, но не всегда это получается. Мечтаю поскорее вернуться к тебе. Поскорее тебя увидеть. Целую. Люблю. Твой сын Слава».
Грамматических ошибок в письме не было. Лера расставил запятые и вернул лист круглоголовому Славе.
– Спасибо, – подмигнул тот.
Через минуту Лера не выдержал.
– А это Атаманша? – показал он тайком на рослую девчонку.
Круглоголовый утвердительно кивнул.
– У неё на площади Бангалор целая шайка была.
– Бандитов?
– Ты что, – покрутил у виска Слава. – Такие же пацаны, как мы с тобой, и ещё меньше.
– Беспризорники?
– Ну, типа того. Из интернатов, беглые. Попрошайничали, а деньги в общий котёл. Ленка их за это стригла, мыла, стирала, чтобы вшей не было. Обеды им готовила и на сигареты день ги выдавала. Только не разрешала клей нюхать и водку пить.
– А где же они жили, в канализации?
Слава опять крутанул у виска.
– Темнота. В двадцать первом веке живём. Они комнату у Стёпы-алкаша снимали. Спали там вповалку.
Тут Лера почувствовал, что на него кто-то смотрит. Обернулся и увидел стриженного под ноль мальчишку. Стриженый отвёл глаза.
– А кто это сзади? – шепнул Лера.
Слава и глазом не повёл.
– Данилой звать, – сообщил он. – Двадцать отказов.
– Чего?
– Его двадцать раз под суд могли отдать, но следствие всё время отказы давало, чтобы уголовное дело не возбуждать. До четырнадцати лет нельзя по закону.
29
В спальне на десять коек Лера стал вторым постояльцем. Первым оказался десятиклассник Костя из Сибири. Он так и представился: – Костя, сибиряк, 10 «В».
Остальные мальчишки ночевали в другой спальне, её запирали железной дверью-решёткой. Это были беглецы из интернатов и те, которых отправляли в спецшколу закрытого типа.
Костя внешне напоминал Речку, такой же длинный. Но был удивительно покладистым и добрым. И ничуть не задавался оттого, что старше Леры на целых три года.