— Остановка сердца! — заорал Глеб, а Бычков отошёл к стене и вытер бледное лицо, покрытое потом. Уже второй раз за неполную неделю в его присутствии кто-то начал умирать. Хотя обычно при рентгенографии этого не случалось примерно… никогда! — Да опустите вы эту кушетку!
Раздался скрип, и головной конец кушетки опустился. Монитор практически сразу замолчал и перешёл на мерное тиканье. Кротов открыл глаза и посмотрел на нас, часто моргая.
— Совпадение? — нахмурился анестезиолог и, быстро разобравшись с механизмом кушетки, начал медленно поднимать её вверх. Ровно до тех пор, пока противный звук монитора вновь не оповестил нас, что Кротов пытается покинуть этот бренный мир, как только принимает сидячее положение. Резко опустив кушетку, мы увидели точно такую же картину, что была до этого: сердце завелось само, а мужчина сразу же пришёл в себя, прикладывая руку к голове.
— Охренеть! — выдавил из себя Михаил Борисович. — В общем, это точно не моё, ищите. — И он быстрым шагом вышел из приёмного покоя.
Глеб проводил его взглядом сузившихся глаз. Он всё ещё был в бригаде главным, и этот взгляд не обещал Мише ничего хорошего. Я же только плечами пожал. Пусть как хочет, так и разбирается со своим подчинённым, а мне бы выяснить, что с пациентом происходит, и почему он умирает.
— Как будто что-то в животе мешает оттоку крови, — проговорил я, задумчиво глядя на него. — Какой-то блок, который тут же перекрывает кровоток выше, когда мы меняем положение его тела.
— Логично, — кивнул Глеб, самостоятельно осматривая пациента, чего реаниматологи практически никогда не делают.
— А причём здесь спина? И тропонины с Д-димером, — я поёжился. Как-то тут прохладно.
И тут раздался негромкий хлопок и посреди кабинета оказалась моя курица. Мурмура держала в клюве лист бумаги, на котором было что-то написано. Выплюнув бумагу мне под ноги, она клюнула Глеба за руку. А вот не надо куда не просят свои грабли совать! Окинув нас презрительным взглядом, курица с гордо поднятой головой вышла из приёмника. Я же поднял бумагу. Надпись была словно чем-то выжжена: «Посмотрите брюшную аорту».
Я поднял голову и осмотрелся. Дядюшка решил сдержать слово и помочь мне? Это, кстати, потому что я понятия не имею… И тут я замер.
— Глеб Леонидович, — я подскочил к реаниматологу, в этот момент изучающему показатели монитора. — У вас случайно нет с собой аппарата УЗИ и того, кто может посмотреть сосуды?
— Случайно есть, а зачем тебе… Аневризма! — он ударил себя по лбу рукой.
— Не просто аневризма, а расслаивающая аневризма, — быстро добавил я. — Она не разорвалась ещё. Именно поэтому пациент выглядит скорее живым, чем не очень живым. Но процесс расслоения в ходу! И что-то мне подсказывает, что чем дольше он тут лежит, тем быстрее идёт процесс, учитывая скорость кровотока и давление в этой проклятой аорте.
Глеб только кивнул в знак согласия и побежал извлекать из ординаторской узиолога и непосредственно аппарат.
Женщина лет тридцати на вид даже не представилась. Она села рядом с кушеткой, а в это время хмурый Миша вместе с Глебом втаскивали аппарат. Он чуть не застрял в дверях, но они справились.
— Что вы придумали? Какая аневризма? — пробурчал хирург, скрестив руки на груди.
— Расслаивающая, — прервала его женщина, водящая по животу Кротова датчиком. — В ходу, — добавила она. — На почечной артерии. Вот, сами посмотрите, — и она повернула монитор в нашу сторону.
Мы уставились на рябящее нечто. Лично я видел здесь… Да ни черта я не видел! Зато видел Глеб. Он повернулся к подошедшему ближе Мише и ткнул пальцем на какую-то шишку на экране монитора.
— Нет здесь никакой аневризмы, да, Миша? — спросил он язвительно. — А это что почти всё забрюшинное пространство заполнило?
Я же смотрел туда, где стоял его палец, в надежде разглядеть это самое выпячивание стенки крупного сосуда да ещё и её расслоение, в нашем случае почечной артерии, если верить этой спокойной женщине. А не верить ей у меня не было никаких причин. Я так напряжённо всматривался в изображение, что мне, кажется, удалось разглядеть расслоение стенок артерии и набухание этого образовавшегося кармана из-за затекающей в него крови.
— То, куда вы смотрите, это мочеточник, — тихо пояснила женщина, проследив за моим взглядом, чем непроизвольно вогнала меня в ступор. — Вот тут, смотрите, я сейчас доплер ещё раз включу, чтобы было понятнее.
Теперь я действительно увидел то, что сейчас обсуждала бригада врачей. Нет, доктор точно не может знать всё. И я прекрасно понимаю, что если мне показать эту картинку ещё раз, всё равно ни черта тут не увижу. Ну, может быть, раза с десятого начну видеть, но не сейчас, это точно.
— Собирайся, — коротко приказал Глеб, обращаясь к Мише, и я тряхнул головой, приходя в себя. — Повезёшь в сосудистую. Здесь нечего делать двум хирургам.
— Но… — Миша открыл было рот, вот только Глеб Леонидович на диалог не был настроен.
— Быстро, пока он ещё более-менее стабилен, — и он весьма демонстративно постучал по всё ещё светящейся змее. — Быстрее, Миша, не тяни время.