13-ая повесть о Лермонтове

— Далеко, знаешь,— ответил досадно Лермонтов и вдруг взял Трубецкого за пуговицу

мундира и тихо сказал, отведя в сторону: — Ты знаешь, я ведь в Крыму был, у Омер де

Гелль.

— Ну, и хорош же мальчик,— покачал головой Трубецкой.— Счастье твоё, не нарвался

на беду, могли бы разжаловать. Ну, рассказывай, рассказывай...

— Нет, ты знаешь, это замечательная женщина.

И его подбородок по-детски затрясся.

— Ты знаешь, я проскакал в тележке две тысячи верст, чтобы быть наедине с ней

несколько часов.

Ошеломлённый Трубецкой, никогда не видевший слёз на этом злом чернявом лице, не

смеялся, повторяя теперь:

— Ну, хорошо, что ж, очень хорошо, что ты...

— Если бы ты знал, что это за женщина. Умна и обольстительна как фея.

— Что ж, очень хорошо, ну, что ты...

— Ты пойми, я проскакал две тысячи вёрст, чтобы побыть с нею десяток часов и

написать стихи... Какая это необыкновенная женщина! Как много я оставил у неё!

— А ну, прочти, родной, стихи, прочти,— попросил Трубецкой.

— Хорошо. Таких я ещё не писал. Она, брат, очень хвалила их, понравились.

Лермонтов погладил рукою лоб.

— Сейчас,— сказал он,— как это... Отличные стихи, понимаешь, вышли.

— Ну, ну!

Но, медленно сняв свою руку с мозолистого лба, Лермонтов тут же виновато

рассмеялся.

— Ну, вот, поди ж ты. Забыл.

Ещё раз подумал, скосив глаза в угол.

— Ну, забыл окончательно,— сказал он.— Все, брат, забыл.

Одесса. Август — сентябрь

1928 г.

Document Outline

Пётр Павленко

13ая ПОВЕСТЬ О ЛЕРМОНТОВЕ