Автор «Жития» Александра Невского отметил, что с этой поры «нача слышати имя Олександрово по всем странам и до моря Хупожьскаго [Каспийского], и до гор Аравитьскых, и об ону страну моря Варяжьского [Балтийского], идо Рима». Удар, нанесенный крестоносцам на Чудском озере, отозвался по всей Прибалтике. 30-тысячное литовское войско развернуло против них военные действия. В том же 1242 г. вспыхнуло мощное прусское восстание.
Сами ливонские рыцари в 1242 г. прислали послов с поклоном в Новгород, которые сообщили, что Орден отказывается от земли водь, Пскова, Луги и просит совершить обмен пленными. Что и было сделано. Слова Александра Невского «Кто к нам с мечом придет, от меча и погибнет», стали девизом и многих поколений российских полководцев; личность Невского и история его битв многие века используется для поднятия морального духа русских воинов.
КУРТРЭ
1302 г.
В X–XIII вв. пехотинец феодальных армий Западной Европы не считался воином. Только в городах Италии существовала боеспособная пехота. Исход сражения решала рыцарская конница. Это и не удивительно. Ведь создать боеспособную армию из несвободных и бедных крестьян было очень непросто. Новую боеспособную пехоту могли создать вольные крестьяне, например жители горных районов Швейцарии, и горожане-ремесленники – скажем, из промышленных фламандских городов.
Битву при Куртрэ называют первым в истории Европы сражением, в котором пехота одолела рыцарскую конницу. Ткачи, кожевники и суконщики, которых презирало дворянское воинство, обратили рыцарей в бегство.
Король Филипп IV Красивый, при котором централизация власти во Франции приняла необратимый характер, смог расширить свои владения, в частности, за счет богатой, промышленно развитой Фландрии. Однако король натолкнулся здесь на ожесточенное сопротивление городов. Тому было много причин. Во-первых, как Франция в Шотландии, так и Англия во Фландрии всегда поддерживала стремление данных областей к самостоятельности. Задача Англии тем более облегчалась, что в городах Фландрии проживало множество суконщиков. В своей деятельности они сильно зависели от английской шерсти. Так что, прекратив поставки шерсти, английские монархи могли лишить работы значительное число фламандцев, а следовательно, диктовали им свою волю.
Были просчеты и в управлении Фландрией у французского монарха. Наместником провинции был назначен некто Шатийон, который бесцеремонно правил страной, опираясь на феодалов, которые до этого вынуждены были считаться с бюргерством. Богатые и не очень горожане были недовольны новым возвышением рыцарства. Усиление же налогового гнета со стороны французской короны, основная тяжесть которого легла на плечи ремесленников, сделало восстание неизбежным.
В 1302 г. в Брюгге вспыхнул мятеж, которым руководил Питер де Конинк. Сюда вошли войска под командованием наместника. Утром 18 мая отряд Шатийона подвергся нападению горожан. Все французы, которые не знали пароль «Щит и друг», были вырезаны. Эти события получили в исторической литературе название «Брюггская заутреня». Части французов удалось вырваться из Брюгге и укрыться в замке Куртрэ.
Горожане Брюгге отлично понимали, что вскоре французский король учинит жестокую расправу над мятежниками. Пути назад уже не было. Поэтому они собрали ополчение и обратились к другим фламандским городам с просьбой о помощи. Ответили им все, кроме Гента, оставшегося верным королю. Собравшуюся армию возглавили Гийом де Жюлье и его дядя Ги Намюрский, т. е. внук и младший сын графа Фландрского, находившегося в заключении во Франции. 26 июня мятежники подошли к замку Куртрэ, который все еще удерживал французский гарнизон.
В это время из Франции по направлению к осажденному Куртрэ отправилось большое французское войско, посланное желающим отомстить Филиппом. Армия состояла в основном из феодальной конницы. Возглавлял ее Робер II Добрый, граф д'Артуа, внук короля Людовика VIII. 8 июля французская армия подошла под Куртрэ. Три дня французы не начинали сражение. По сообщениям фламандских хронистов, они занимались грабежом и убийствами в окрестных селах, дабы показать неприятелю свою жестокость и устрашить его.
Но фламандцам, откровенно говоря, было страшно и без этого.