«Новая, чужая, но такая одуряющая атмосфера всемирной столицы искусства» ошеломила Майоля. В Париже тех лет уже не было дружных братств художников, каковыми в 70-е гг. являлись группы барбизонцев или импрессионистов. Чтобы пробиться, начинающему художнику приходилось действовать в совершенном одиночестве. В Лувре, копируя Фрагонара, Шардена, Рембрандта, Аристид забывал о навалившейся нищете и обо всех житейских неприятностях. В 1881 г. будущий скульптор начал занятия в Школе изящных искусств, в классе антиков профессора Жерома. Однако прозанимался в этом заведении совсем недолго, так как профессор, не обнаружив в работах ученика «привычной академической умеренной аккуратности, кропотливого прилежного стиля в рисунке» и «безликости, столь необходимой всякому смиренному школяру», выгнал его, предложив все же продолжить обучение в Школе декоративных искусств. Там не очень честолюбивый, но терпеливый, упорный и сосредоточенный Майоль был аттестован как ученик «аккуратный, прилежный и превосходного поведения». Когда период «иссушающего ученичества» закончился, он с удивлением открыл для себя искусство Поля Гогена и возглавляемой им понт-авенской группы, а также живопись Огюста Ренуара. Помимо этого молодой художник с интересом изучал творчество монументалиста Пюви де Шаванна, перед талантом которого давно преклонялся. В ранних работах Майоля, основной тематикой которых являются пейзажи и нагие женщины, в той или иной степени чувствуется влияние всех этих художников. Особенно ярко это ощущается в лучшем живописном произведении того периода «Лазурный берег» (1898 г.). Примечательно, что уже в первых творениях художника намечается главная тема всего его творчества – гармоничный образ естественного человека в согласии с природой.
Однако Аристид на время отказался от живописи, оставив ее ради «новой идеи чисто декоративного творчества». У себя на родине, в Баньюле, он организовал мастерскую по производству гобеленов. Стремясь возродить заброшенный, но прекрасный промысел, беспрерывно экспериментируя, Майоль подобно алхимику-фанату создавал удивительные краски, используя для этого местные цветы и травы. Он собственноручно усовершенствовал ткацкий станок, делал эскизы гобеленов, учитывая малейшие оттенки цветовой гаммы. Первые его изделия – «Очарованный сад» и «Музыка» были представлены в 1894 г. на выставке «Группы двадцати» в Брюсселе. В гобеленах Майоля, подобно его ранним живописным полотнам, можно уловить влияние понт-авенской школы и принявших ее установки «набидов». Плавная мягкая извивающаяся линия, становясь со временем еще более чистой и упрощенной, навсегда сохранится в произведениях этого мастера как отличительная особенность его творческой индивидуальной манеры. В гобеленах Майоль пытался создавать свой собственный мир – «царство радости и света», наполненное свежими молодыми красками. Фигурки дам, изображенных на гобеленах, обрамляют сочные плоды, яркие цветы и листья, и даже юбки и прически женщин выполнены наподобие бутонов и соцветий. Годы спустя, будучи скульптором, Майоль обобщит это «удивительное равенство человека с растением» в некую теорию, основанную на взаимосвязи архитектуры и растительности. В своих творениях он всегда будет стремиться восстановить утраченную когда-то и забытую связь между искусством и природой.
В 1893 г. Аристид Майоль женился на одной из мастериц, работавших в его мастерской. С тех пор избранница художника стала его излюбленной моделью, которую он запечатлел в своих многочисленных рисунках, а позднее и в скульптурных произведениях. Став семейным человеком, а вскоре и отцом, Майоль особенно много работает, но по-прежнему испытывает материальные трудности. В это тяжелое время художнику помогали его более состоятельные друзья-живописцы Вюйар, Боннар, Дени, Синьяк и Матисс.
К 1900 г. Аристиду пришлось оставить любимое дело. Развитие машинного производства ковров сделало его промысел почти бессмысленным. Кроме того, у художника началась болезнь глаз. Но сорокалетний Майоль не впал в отчаяние от житейских невзгод, а начал свою карьеру заново, с увлечением занявшись скульптурой. «Вдохновение было во мне. Я стал скульптором», – вспоминал он. Свои первые работы мастер вырезал из дерева, даже не прорабатывая их предварительно в глине. Он радовался возможности снова работать и видеть – к счастью, болезнь глаз отступила. Каждый год Майоль проводил одинаково: зиму – на родине, в патриархальном Баньюле, а лето – недалеко от Парижа, в Марли-ле Руа. Он много упражнялся в изготовлении керамических ваз и статуэток, пробуя себя в мелкой пластике. Без тени самоуничижения скульптор сравнивал себя с мастером-гончаром и говорил: «Нужно создавать вещи, имеющие отношение к жизни… Скульптура ведь как гончарное дело – она тоже должна быть создана для чего-нибудь».