100 великих оригиналов и чудаков (с илл.)

Это стихотворение «Святая Русь» Волошин создал после буржуазной революции февраля 1917-го. «Святую Русь», писал осенью того же года, «распространяют большевики и запрещают местные исправники».

Характерный эпизод приведен в воспоминаниях М.Д. Шульгиной. В 1921 году в турецком городе Галлиполи был организован лагерь белогвардейцев. Там на концерте артист стал читать «Святую Русь» Волошина. В зале воцарилась напряженная тишина. И вдруг в начале последней строфы при словах декламатора юноши-кадеты, стоявшие рядами у эстрады, стали опускаться на колени:

Я ль в тебя посмею бросить камень?
Осужу ль страстной и буйный пламень?
В грязь лицом тебе ль не поклонюсь,
След босой ноги благословляя, —
Ты – бездомная, гулящая, хмельная,
Во Христе юродивая Русь!

На последних словах, писала Шульгина, все кадеты стояли на коленях, опустив головы, и поклонились до земли.

Волошин выразил этим стихотворением нечто большее, чем впечатление от происходившего в тот момент: чувство подлинного русского патриота при виде бедствия, поразившего Отечество. И разве это – о прошлом? Нет, о второй буржуазной революции конца ХХ века. Именно тогда «жадный хам, продешевивший дух» сокрушил Великую Россию-СССР. Словно прошлое повторяется, как в кошмарном сне, и снова куражатся над Россией изменники и воры. Смута в душах людей. Великая держава без явной войны развалилась на части; национальные богатства расхищаются в угоду тем, чьи интересы и капиталы большей частью за границей:

А вслед героям и вождям
Крадется хищник стаей жадной,
Чтоб мощь России неоглядной
Размыкать и продать врагам!
Сгноить ее пшеницы груды,
Ее бесчестить небеса,
Пожрать богатства, сжечь леса
И высосать моря и руды.

Возможно, таков какой-то общий закон деградации общества: плодами героических усилий народа пользуются негодяи – самые приспособленные, увертливые, беспринципные. Они нацелены на обогащение, на личную максимальную собственность. Они идут путем Каина. Горе обществу, продолжающему каиновое существование.

…Шутя, Волошин называл обормотами себя и литераторов, обитавших в его коктебельском доме и постоянно бормотавших ритмичные строки. У них был свой походный марш, начинавшийся: «Стройтесь в роты, обормоты». Они дурачились, устраивали розыгрыши, веселые импровизации, приводя в изумление чинных дачников. Одна из мистификаций, как мы уже знаем, едва не стоила ему жизни: придуманный им образ Черубины де Габриак «очерубинил» сотрудников «Аполлона» и стал причиной дуэли с Гумилевым.

…Далеко не всем, даже умнейшим современникам, был понятен Максимилиан Волошин. Одному он казался снобом, эстетом (И. Бунин), другой воспринимал его с иронией (А. Бенуа). Многим напоминал он античного грека с внешностью Зевса. Своим лихим нравом он временами походил на запорожского казака. Те, кто знал его провидческие стихи, видели в нем вдохновенного мистика и пророка.

В нем все это совмещалось совершенно естественно и гармонично. Он умел быть и настоящим обормотом – в детстве. Учился плохо, приводя в отчаяние педагогов. Это было в Москве. В Феодосии, куда они переехали, директор гимназии, просмотрев табель успеваемости Макса, представленный родительницей, вздохнул: «Сударыня, мы, конечно, вашего сына примем, но должен вас предупредить, что идиотов мы исправить не можем». (Так ли было? Или это шутка Волошина?)

В автобиографической заметке он писал, вспоминая 1905–1912 годы: «Этапы блуждания духа: буддизм, католичество, магия, масонство, оккультизм, теософия, Рудольф Штейнер. Период больших личных переживаний романтического и мистического характера».

Марина Цветаева, хорошо его знавшая, высказалась определенней: «Это был – скрытый мистик, то есть истый мистик, тайный ученик тайного учения о тайном». И добавила: «Объяснять эту тайну принадлежностью к антропософии или занятиям магией – не глубоко».

Он был предельно прост. Просторная хламида скрывала его «семь пудов мужской красоты», как посмеивался он. Веночек из полыни на его пышных кудрях придавал ему сходство с Паном, а вовсе не с Калиостро и Сен-Жерменом. Цветаева по-своему объясняла природу мистицизма Волошина: «Тайновидчество поэта есть прежде всего очевидчество: внутренним оком всех времен. Очевидец всех времен есть тайновидец. И никакой тут «тайны» нет».

Как это понимать? То, что Максимилиан Александрович помнил о былых воплощениях своей бессмертной души? Или речь идет о необычайной начитанности Волошина и его способности проникаться идеями, культурой «всех времен»?