Читаем 100 великих оригиналов и чудаков полностью

Другим великим английским писателем был ирландец Джонатан Свифт (1667–1745). У него была возможность прославиться, подобно Даниелю Дефо, у позорного столба. Чаша сия его миновала. Два судебных процесса против него так и не завершились из-за отсутствия доносчиков.

В поэме «Стихи на смерть доктора Свифта, написанные по прочтении следующей сентенции из Ларошфуко: «В несчастиях наших лучших друзей мы всегда находим нечто такое, что для нас не лишено приятности», ее автор – сам Джонотан Свифт! – писал:

Мечтой о вольности дыша,Лишь к ней рвалась его душа,Ее он звал, всегда готовыйПринять погибель иль оковы.Была два раза названаЗа голову его цена.Но власти не нашли Иуды,Кого прельстили б денег груды.

Не исключено, что под впечатлением столь странной эпитафии самому себе итальянский ученый Чезаре Ломброзо счел Свифта не просто чудаком и оригиналом, а близким к сумасшедствию. В своей книге «Гениальность и помешательство» Ломброзо, упорно стремясь доказать неизбежное соединение этих двух качеств, выискивал признаки безумия едва ли не у всех великих людей.

«Свифт, – писал он, – будучи духовным лицом, издевается над религией и пишет циничную поэму о любовных похождениях Страфона и Хлои; считаясь демагогом, предлагает простолюдинам отдавать своих детей на убой для приготовления из их мяса лакомых блюд аристократам».

Джонатан Свифт. Рисунок XIX в.

Судя по этому высказыванию, Ломброзо был если не чудаком, находившим у всех подряд признаки помешательства, то уж, во всяком случае, был напрочь лишен понимания смысла сатиры. Ведь в современной России, например, олигархи ненасытно накапливают миллионы, миллиарды долларов, тогда как сотни тысяч русских малолеток превращаются в безграмотных бродяжек, наркоманов, проституток. Это ли не пожирание детей бедняков?

Впрочем, у Ломброзо есть и более основательные претензии к английскому сатирику: «Свифт, отец иронии и юмора, уже в своей молодости предсказал, что его ожидает помешательство; гуляя однажды по саду с Юнгом, он увидел вяз, на вершине своей почти лишенной листвы, и сказал: “Я точно так же начну умирать с головы”». До крайности гордый в отношениях с высшими, Свифт охотно посещал самые грязные кабаки и там проводил время в обществе картежников. Будучи священником, он писал книги антирелигиозного содержания… Слабоумный, глухой, бессильный, неблагодарный относительно друзей – так он охарактеризовал сам себя.

Непоследовательность в нем была удивительная: он приходил в страшное отчаяние по поводу смерти своей нежно любимой Стеллы и в то же самое время сочинял комические письма «О слугах». Через несколько месяцев после этого он лишился памяти, и у него остался только прежний резкий, острый как бритва язык. Потом он впал в мизантропию и целый год провел один, никого не видя, ни с кем не разговаривая, ничего не читая; по десяти часов в день ходил по своей комнате, ел всегда стоя, отказывался от мяса. Однако после появления у него чирьев (вереда) он стал как будто поправляться и часто говорил о себе: «Я сумасшедший», но этот светлый промежуток продолжался недолго, и бедный Свифт снова впадал в бессмысленное состояние, хотя проблески иронии, сохранившейся в нем даже и после потери рассудка, еще вспыхивали порою. Так, когда в 1745 году устроена была в его честь иллюминация, он прервал свое продолжительное молчание со словами: «Пускай бы эти сумасшедшие хотя не сводили других с ума!»

Справедлив ли диагноз, поставленный Свифту? Вновь отметим: любые высказывания и события Ломброзо толкует на свой лад, с маниакальным упорством стремясь доказать полюбившуюся идею. Он не замечает других вариантов объяснений.

Скажем, если дерево лишается листьев с вершины, то этим его естественно уподобить лысеющему человеку, а не умалишенному. Чувство собственного достоинства проявляет человек именно в общении с высокими чинами, и в этом отношении поведение Свифта совершенно нормально. Глубоко переживая смерть любимой жены, вовсе не обязательно целыми днями рыдать и стенать. Порой именно труд помогает перенести тяжесть потери. А остроумие (не свойственное Ломброзо) указывает на достаточно здравый рассудок, в отличие от зацикленности на одной идее без критического ее осмысления.

Прослеживая этапы жизненного пути Свифта, трудно усмотреть в них «зигзаги», свойственные людям с неустойчивой психикой. Родился в семье чиновника в городе Дублине, рано осиротел, воспитывался у дяди, богатого адвоката. Учился в богословском колледже, но успехами не блистал. Находясь на службе секретарем у английского вельможи, получил возможность ознакомиться с политической «кухней».

Перейти на страницу:

Все книги серии 100 великих

100 великих оригиналов и чудаков
100 великих оригиналов и чудаков

Кто такие чудаки и оригиналы? Странные, самобытные, не похожие на других люди. Говорят, они украшают нашу жизнь, открывают новые горизонты. Как, например, библиотекарь Румянцевского музея Николай Фёдоров с его принципом «Жить нужно не для себя (эгоизм), не для других (альтруизм), а со всеми и для всех» и несбыточным идеалом воскрешения всех былых поколений… А знаменитый доктор Фёдор Гааз, лечивший тысячи москвичей бесплатно, делился с ними своими деньгами. Поистине чудны, а не чудны их дела и поступки!»В очередной книге серии «100 великих» главное внимание уделено неординарным личностям, часто нелепым и смешным, но не глупым и не пошлым. Она будет интересна каждому, кто ценит необычных людей и нестандартное мышление.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии