"В тот же день Керенский спас и другого человека (первым Керенский спас Протопопова), против которого было столько же злобы. Привели Сухомлинова. Его провели прямо в Екатерининский зал, набитый народом. Расправа уже началась. Солдаты набросились на него и стали срывать погоны. В эту минуту подоспел Керенский. Он вырвал старика из рук солдат и, закрывая собой, провел его в спасительный павильон министров. Но в ту же минуту, когда он впихивал его в дверь, наиболее буйные солдаты бросились со штыками… Тогда Керенский со всем актерством, на какое он был способен, вырос перед ними: "Вы переступите через мой труп…" И они отступили…"
После Февральской революции следствие было возобновлено, и к нему в качестве соучастницы была привлечена жена Сухомлинова. Судебное разбирательство продолжалось с 10 августа по 12 сентября 1917 года, причем Сухомлинову были предъявлены обвинения в измене, в бездействии власти и во взяточничестве. Большинство обвинений не подтвердилось, но он был признан виновным в неподготовленности армии к войне и 20 сентября приговорен к бессрочной каторге, замененной тюремным заключением, и лишению всех прав состояния. Его жена, Екатерина, была оправдана.
После этого Сухомлинов был снова заключен в Трубецкой бастион Петропавловской крепости, а после Октябрьской революции переведен в «Кресты». По амнистии, как достигший 70-летнего возраста, 1 мая 1918 года был освобожден и выехал в Финляндию, а оттуда в Германию. Умер в Берлине в 1926 году.
В Западном Берлине есть небольшое православное кладбище. Я побывал там. Старенький священник показал мне две могилы: Сухомлинова и Набокова, отца известного писателя. "Навещает ли их кто-нибудь?" — спросил я. "Нет, уже много лет никто сюда не заходил", — ответил священник.
А дело Мясоедова получило совершенно неожиданный поворот. Оно признано сфальсифицированным, и обвинение в шпионаже с него снято.
В августе 1914-го
28 июня 1914 года студентом Принципом в Сараево был убит эрцгерцог Франц Фердинанд, наследник австро-венгерского престола. После этого события начали развиваться с кинематографической быстротой. Обмены нотами, ультиматумы, сведения о призыве резервистов, о мобилизации приходили со всех сторон.
23 июля Австро-Венгрия направила Сербии ультиматум, на который в 6 часов вечера 25 июля был получен "неудовлетворительный ответ", после чего была объявлена всеобщая мобилизация. Австро-венгерские спецслужбы восприняли это как сигнал о начале войны и приступили к реализации плана операций, намеченных на этот случай. Уже 21 июля галицийские разведывательные пункты получили распоряжение о переправке через границу взрывчатых веществ для взрыва русских мостов. Затем начались операции против Сербии: организация восстания македонцев в Ново-Сербии; агитация против войны среди рекрутов; организация диверсий на железных дорогах, ведущих от Салоник в Сербию. Против этой важной для сербов коммуникации, по которой доставлялось из Франции вооружение, были направлены албанские и турецкие отряды из Албании и македонские четники (партизаны). Была попытка включить в действие македонский комитет в Болгарии для угрозы с тыла сербским войскам у Дрины, но из этого ничего не вышло, ибо он располагал не более чем 300 вооруженными людьми. Многочисленные мосты в ущелье Вардара неоднократно подрывались или совершенно уничтожались. В первых числах августа был взорван мост в сердце Сербии через Мораву, во второй половине месяца взлетел на воздух железнодорожный мост через ущелье Тимок.
В сентябре диверсионная деятельность приняла такие размеры, что сербское правительство в газете «Самоправа» опубликовало статью "Граф Тарновский и македонские банды", где говорилось, что австро-венгерское посольство в Софии вооружает банды и снабжает их деньгами…
Попытки австро-венгров нанести удар в спину сербам при помощи сильного отряда албанцев потерпели фиаско, так как итальянцы запретили отправку со своего побережья оружия для албанцев.