100 Великих Книг

А всего иного пуще
Не прожить наверняка —
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей.
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.
Что ж еще?
И все, пожалуй.
Словом, книга про бойца
Без начала, без конца.

Победа в 1945 году носила космический характер. Оказалось, что эту почти тривиальную мысль очень трудно осознать.

Вровень с этой Победой стоит величественный поэтический Эпос о Великой войне — поэма Александра Трифоновича Твардовского. Огромное творение — почти 6000 стихотворных строк. И грандиозна она не размерами, а силой слова, правдой жизни и величием народного духа. «Теркин» стоит рядом только с «Онегиным» Пушкина, «Русскими женщинами» Некрасова и поэмами Маяковского.

Язык поэмы прозрачный, живой, серебряный. Ни одного ненужного, лишнего слова, ни одной пошлой фразы:

— Вот ты вышел спозаранку,
Глянул — в пот тебя и в дрожь:
Прут немецких тыща танков…
— Тыща танков? Ну, брат, врешь.
— Ас чего мне врать, дружище?
Рассуди — какой расчет?
— Но зачем же сразу — тыща?
— Хорошо. Пускай пятьсот.
— Ну, пятьсот. Скажи почести,
Не пугай, как старых баб.
— Ладно. Что там триста, двести —
Повстречай один хотя б…

Первые главы «Василия Теркина» были опубликованы в 1942 году, хотя имя героя книги было известно по военной печати значительно раньше. И вынашивая свой замысел «Теркина», Твардовский напряженно пытался уяснить сущность людей на войне:

Не эта война, какая бы она ни была, «…» породила этих людей, а то большее, что было до войны. Революция, коллективизация, весь строй жизни. А война обнаруживала, выдавала в ярком виде на свет эти качества людей. Правда, и она что-то делала. «…» Я чувствую, что армия для меня будет такой же дорогой темой, как и тема переустройства жизни в деревне, ее люди мне так же дороги, как и люди колхозной деревни, да потом ведь это же в большинстве те же люди. Задача проникнуть в их духовный внутренний мир, почувствовать их как свое поколение (писатель — ровесник любому поколению). «…» Умонастроения читательской массы определялись не просто трудностями солдатской жизни, а всей огромностью грозных и печальных событий войны: отступление, оставление многими воинами родных и близких в тылу у врага, присущая всем суровая и сосредоточенная дума о судьбах Родины, пережившей величайшие испытания. Но все же и в этот период люди оставались людьми, у них была потребность отдохнуть, развлечься, позабавиться чем-то на коротком привале или в перерыве между огневым налетом артиллерии и бомбежкой.

О ходе работы над «Книгой про бойца» сам поэт рассказывал так. Перед весной 1942 года он приехал в Москву и, заглянув в свои тетрадки, вдруг решил «оживить» старые наброски. Сразу было написано вступление «о воде, еде, шутке и правде». Быстро дописал главы «На привале», «Переправа», «Теркин ранен», «О награде», лежавшие в черновых набросках. По мнению Твардовского, ни одна из его работ не давалась ему так трудно поначалу и не шла так легко потом. Правда, каждую главу он переписывал множество раз, проверяя на слух, подолгу трудясь над какой-нибудь строфой или строкой. И вот вывод:

Каково бы ни было ее [ «Книги про бойца»] собственно литературное значение, для меня она была истинным счастьем. Она мне дала ощущение места художника в великой борьбе народа, ощущение очевидной полезности моего труда, чувство полной свободы обращения со стихом и словом в естественно сложившейся непринужденной форме изложения.

Да, Александр Трифонович, много было у тебя разных прегрешений перед самим собой, оставленной семьей и народом русским. Но, коли придется держать ответ за все содеянное на страшном суде, наверное, замолит все грехи автора русский солдат Василий Иванович Теркин. Этой надеждой и живем.

Я мечтал о сущем чуде:
Чтоб от выдумки моей
На войне живущим людям
Было, может быть, теплей.
Пусть читатель вероятный
Скажет с книжкою в руке:
— Вот стихи, а все понятно,
Все на русском языке…