100 великих дворцов мира

Когда начался бал, императрица и великая княгиня Мария Федоровна сели играть в карты в Готлисовой гостиной – одной из самых богато убранных. Около 12 часов ночи начался ужин. Стол императрицы с ее семейством был сервирован золотой посудой, и сам князь прислуживал им. «Императрица изволила отбыть в исходе второго часа по полуночи. Никогда не бывало, чтобы Монархиня у кого-либо так долго гостить соизволила.

М.И. Пыляев в своем издании «Старый Петербург» писал, что «обстановка и убранство Таврического дворца походили на воссоздание одной из сказок «Тысячи и одной ночи»».

После смерти князя Г.А. Потемкина дворец перешел в ведение императорского двора и осенью служил любимым местопребыванием императрицы. Впоследствии Таврический дворец, как и многие другие здания Санкт-Петербурга, неоднократно переделывался внутри. Вступивший на престол император Павел I отдал его под казармы для Конногвардейского полка, великолепная отделка интерьеров была снята, полы разобраны, а в Большой галерее стояли лошади. Из всех парадных помещений большую часть мебели, утвари и украшений перевезли в Михайловский замок. Однако уже в 1801 году Таврический дворец снова стал одной из резиденций российских императоров. Восстанавливая дворец в его первоначальном состоянии, архитектор Л. Руска некоторые интерьеры его подверг значительным изменениям. При императоре Александре I во дворец были возвращены все взятые из него вещи.

В 1906–1907 годы Зимний сад Таврического дворца был перестроен в зал заседаний Государственной думы, для чего пришлось открытую колоннаду заложить кирпичом. В эти же годы к дворцу пристроили Министерский павильон.

После Февральской революции 1917 года в Таврическом дворце работало Временное правительство, заседали ВЦИК и различные государственные и общественные организации. В настоящее время Таврический дворец князя Г.А. Потемкина является штаб-квартирой Межпарламентской ассамблеи государств – участников СНГ.

ГАТЧИНСКИЙ ДВОРЕЦ ПАВЛА I

К концу XVIII века село Гатчино было безъуездным городом Санкт-Петербургской губернии, приписанным к Царскому Селу. В XVI–XVII веках эта территория была захвачена Ливонией и Швецией, но в результате Северной войны Петр I возвратил ее России. Находившуюся здесь финскую мызу русский царь вместе с окрестными деревнями подарил своей любимой сестре – царевне Наталье Алексеевне.

Для нее на одном из прибрежных холмов Белого озера возвели двухэтажный деревянный дом с большими окнами, обращенными в сад. После смерти Натальи Алексеевны мыза неоднократно меняла владельцев, а в 1763 году императрица Екатерина II приобрела мызу для императорского дома и еще через три года подарила ее графу Г.Г. Орлову.

Для постройки загородного дома для графа был приглашен архитектор А. Ринальди. По его проекту в большом живописном парке, у подножия Мариенбургских высот – близ источников реки Ижоры, и возникло основное ядро Гатчинского дворца. Новое творение А. Ринальди строилось в немецком стиле, и облик дворца довольно необычен. Дворец, окруженный великолепным парком, состоял из главного корпуса и двух боковых двухэтажных флигелей, сливающихся с ним под прямым углом. Трехэтажный фасад дворца был замкнут с боков двумя высокими пятигранными башнями – Сигнальной и Часовой.

Боковые флигеля были возведены в форме каре с башнями по углам, а между ними раскинулся обширный зеленый луг. Фасады дворца почти не имели украшений и оживляли их лишь чуть выступающие поэтажные пилястры, наличники да лопатки, не выделенные ни материалом, ни цветом. Очень скромным был и портик, оформляющий вход в центральный парк дворцового ансамбля, но величие всему сооружению придавали облицовка стен местным пудостским камнем – известняком.

Из внутренних помещений дворца выделялся Белый зал – одно из самых удачных творений А. Ринальди. Этот зал отличался своей величиной и качеством отделки, а пять больших арочных застекленных проемов придавали всему интерьеру вид величественный и торжественный.

Особенно замечательным в Белом зале был лепной декор. Колосья, ветви с листьями и цветами, завитки аканта и рога изобилия, гирлянды из цветущих трав и плодов – все было подчинено принципам орнаментики, и в то же время передана естественная упругость словно только что срезанных стеблей, чуть никнущих от увядания. Мастера лепили узоры «наметом» – прямо на стене, поэтому при всей общности черт каждая ветвь имела свои неповторимые оттенки, расположение и форму листьев.