100 великих авиакатастроф

Переговоры экипажей и диспетчера журналисты «Комсомольской правды» попросили прокомментировать Валерия Тимошкина, эксперта по авиационной безопасности: «Диспетчер не менее чем за 10 минут до столкновения должен был дать Ту-154 положение пересекающего курс „Боинга“. Но он сделал это за 20 секунд. И спутал, где право, где лево, чем лишил наш экипаж последнего шанса. Радиообмен ненапряженный. Ситуация для диспетчера — элементарная. Швейцарцу могли помочь и немецкие коллеги. Неправда, что они „не дозвонились“. У них прямая радиосвязь… Немец мог знать обстановку в чужом секторе, близко к своей границе. Увы, председатель комиссии по расследованию тоже немец, ему неинтересно акцентировать это. Был ли шанс у летчиков? Экипажи обучают осмотрительности. Надо головой больше по сторонам вертеть. Перед входом в зону ответственности нового диспетчера заранее переключиться на его частоту и слушать, что говорят. И еще периодически бортовым локатором можно просматривать пространство перед собой…»

Летчик 1-го класса пилот Аэрофлота Алексей Сергеев категоричен: «У нашего экипажа не было шанса изменить траекторию полета за две секунды до столкновения. Оставалось пролететь всего 300—500 м. Ту-154 — самолет не прямого управления. Даже если дернешь штурвал, программа будет отрабатываться, и движение лайнера какое-то время сохранится. Уверен, что и для „Боинга“ четырех секунд мало. Вина диспетчера — стопроцентная».

Оба самолета сошли с эшелона 360, снизились примерно на 200 м и столкнулись на эшелоне 354. Если бы маневр снижения предпринял только один из самолетов, трагедии удалось бы избежать.

Швейцарцы признали, что система контроля полетов «Скайгайд» работает с сильной задержкой и диспетчер слишком долго разбирался, куда направить российский самолет. Швейцарское бюро расследовании выяснило, что в показаниях радаров женевского и цюрихского центров, которые поступают в наземные службы, существуют «большие различия, и это ставит под сомнение качество и надежность всей системы». В частности, информация на дисплеях швейцарской службы появляется только через 12 секунд вместо положенных 8-ми. В результате положение самолета на экранах радаров в Женеве и Цюрихе может различаться почти на 1000 м.

26000 пассажирских и грузовых лайнеров летают каждый день над Европой. Из них 1800 — над Женевой и 2200 — Цюрихом. Контролируется эта воздушная толчея 464 европейскими диспетчерскими центрами, среди которых и швейцарские, — как теперь выясняется, не оснащены ни современной аппаратурой, ни квалифицированным персоналом. Ближайший к месту трагедии городок Фридрихсхафен, где проживают 15 тысяч человек, был в шоке. Сразу после катастрофы в кирхах прошли церковные службы в память о жертвах трагедии. Жители предлагали властям помощь — кто деньгами, кто размещением родственников погибших.

На месте катастрофы немецкой полицией и спасательными службами найдены 69 погибших и 18 фрагментов тел. Лица некоторых пассажиров хорошо сохранились. Удалось сразу идентифицировать четырех человек: пилота «Боинга», пятнадцатилетнего мальчика и двух девочек — одной 16 лет, другой, Диане Калоевой, четыре года.

Отец последней, Виталий Калоев, архитектор и строитель из Владикавказа, первым из родственников погибших в авиакатастрофе над Германией попал к месту трагедии. Он встречал в аэропорту Барселоны всю свою семью: жену Светлану, десятилетнего сына Костю и дочурку Диану. Там и узнал о том, что случилось.

«Меня остановили полицейские в десяти километрах от останков Ту-154, — рассказывал Виталий. — Я долго уговаривал их пустить поближе. Когда они наконец поняли, что там — моя семья, то пропустили. Мою дочь Диану нашли в трех километрах от места падения самолета. Я ее сразу опознал. Дочка опустилась на землю как ангел — тело совсем не пострадало. Потом я нашел ее бусики…»[7]

У обломков самолета родители оставили то, что привезли с собой: башкирскую землю, охапки уфимских ромашек, любимые безделушки детей и мягкие игрушки — в основном плюшевые мишки.

Кто-то из отцов привез красивый школьный рюкзак, на который долго заглядывался сын. «Летом, ближе к 1 сентября», — пообещал отец. Теперь вот выполнил обещание.

Россыпи фотографий хороших, счастливых детей — с дрожащими буквами на обороте: «Нашему любимому Зайчику…»

«Вы знаете, они, наши дети, себе такое место выбрали — оно и на Германию-то не похоже, Россия и Россия, — говорила Марина Белова, мама четырнадцатилетней Зои Федотовой. — Мягкое поле, засеянное пшеницей. Мы сорвали каждый по нескольку колосков и набрали по горсти той земли с пеплом. Сразу три священника читали там молитвы, каждый по-своему, и от этого становилось легче даже самым полным атеистам. Нам сказали, что вся земля на поле просеяна немецкими полицейскими чуть ли не через сито и найти ничего уже невозможно, но мы все равно почти ползком излазили каждый сантиметр…

А к месту катастрофы шли простые немцы, оставляли водку и хлеб. Рядом расположен детский дом для неходячих детей, и немцы благодарили русских, что самолет не захватил с собой еще десятки детских жизней.