100 рассказов о стыковке. Часть 1

Для межконтинентальной «семерки» требовались более мощные РМ, поэтому классическая «Аскания» была существенно модифицирована, и неоднократно, моими старшими товарищами. Я до сих пор помню индексы рулевых машин «семерки»: А7220 — для качания рулевых камер (А — центральный блок ракеты); Б7230 — еще более мощная РМ для управления воздушным рулем (Б — боковые блоки ракеты, «боковушки»). Надо сказать, что подобным путем форсирования и модификаций шли и другие конструкторы ОКБ-1, работавшие над другими компонентами баллистических ракет.

Помню, как Вильницкий говорил нам о позиции Главного: «Я хочу забыть о том, что рулевая машина существует». Этим он подчеркивал два фактора: во–первых, такая машина должна быть настолько надежной, чтобы о ней никогда не надо было бы вспоминать; во–вторых, забыть хотелось именно потому, что эти РМ слишком часто давали сбои.

Мы, электромеханики, также познавали нашу ракетную технику через другие элементы, которые нам приходилось разрабатывать. Так, электрический привод РСК (регулирование соотношения компонентов топлива) свел нас с задачей правильного расхода топлива на ракете, а привод РКС (регулирование кажущейся скорости, при определении которой не учитывается действие земного притяжения) регулятора тяги ракетного двигателя познакомил нас с классическим термином ракетчиков «кажущаяся скорость» и «с чем ее едят».

Наряду с текущей конструкторской работой меня время от времени стали бросать на решение самых острых проблем, возникавших на заключительном этапе отработки рулевых машин.

Рулевая машина — это своего рода сгусток инженерной мысли, чуткий и мощный механизм, представлявший собой лишь элемент системы управления, которая, в свою очередь, входила составной частью в еще большую систему самой ракеты. Поначалу мне казалось, что заниматься отдельным элементом — шаг назад. И только позже я понял, что эта рулевая машина многому научила, сделала из меня настоящего инженера.

Хорошей инженерной школой стало для меня участие в решении проблемы, связанной с поломкой «уха» рулевой машины, которая как раз и управляла наиболее нагруженными воздушными рулями «семерки» (это была, наверное, последняя баллистическая ракета, которая использовала такие рули). Поломка — всегда и везде ЧП. Требовалось быстро разобраться в причине: определить источник и размер нагрузок, сделать расчеты на прочность, учесть дополнительные факторы. Затем следовало подтвердить теоретические результаты испытаниями, определив, где и как это сделать. На первых порах приходилось брать вузовские учебники, вспоминать пройденное и увязывать его с практикой. От меня ждали выводов и рекомендаций относительно того, как исправить конструкцию, когда провести доработку, чем подтвердить правильность сделанного. Подобные задачи мне пришлось решать, наверно, не одну сотню раз во все последующие годы.

В связи с поломкой «уха» я впервые близко познакомился с Василием Павловичем Мишиным. При мне он сильно распекал моих начальников, удивив тогда своей несдержанностью. Откровенно говоря, мне было за него неудобно.

Еще одна интересная инженерная проблема возникла в связи с так называемым самоходом рулевой машины при повышенных перегрузках, которые возникали в полете и которые мы проверяли на центробежных стендах. Мне удалось значительно упростить методику испытаний, применив математический анализ и доказав первую в своей жизни самостоятельную теорему «о поведении маятника в поле центробежных сил». Тогда Калашников высоко оценил мой аналитический вклад, приведший к практическому результату. При его поддержке рационализаторско–изобретательский отдел выплатил мне первую крупную премию — целую 1000 рублей.

Стремление расширить свой кругозор и потенциал толкнуло меня поступить на вечернее отделение мехмата МГУ. Отчасти, мне, наверное, хотелось отыграться, доказать, что я достоин университета. Сейчас, много лет спустя, трудно сказать, было ли это решение правильным, стоили ли приобретенные знания в области классической механики и математики затраченных усилий. Они не сделали из меня ни профессионального расчетчика, ни теоретика, но, с другой стороны, очень пригодились в моих будущих исследованиях и при работе над обеими диссертациями. Не менее важной стала дополнительная гимнастика мозгов, тренировка логического мышления.