Здесь я должен вспомнить о том, что осенью 1978 года умер Константин Давыдович Бушуев. С ним ушла целая эпоха — первые полеты в космос, первый международный проект. Уходило старое руководство, со всеми его достоинствами и недостатками, вместе с ним постепенно улетучивался и тот дух, что наполнял нас в 60–е и 70–е годы. Наступал международный застой, сопровождаемый затяжным взаимным охлаждением.
Мы обратили все наши мысли и дела внутрь себя, в свои интересы, в наши отечественные проекты. Отчасти это было хорошо. Нам удалось, может быть, сделать то, что неизбежно оказалось бы упущенным при работе над международным проектом.
Что?то мы потеряли, но больше — приобрели, добыли своим трудом. В конце этого периода, к началу 90–х годов мы лучше осознали свои достоинства и недостатки. Каждая сторона пришла с накопленным за это время багажом, чтобы состыковаться снова. А стыковка — это уже сотрудничество.
3.5 «Салют-6»: Трудное, почти критическое начало
8 конце 1977 года страна готовилась к 60–летию Советской власти. К этому событию пилотируемая космонавтика представляла свое новое достижение. На этот раз обновленную программу задумали и подготовили как существенный шаг вперед. 29 сентября была запущена станция 2–го поколения с двумя причалами «Салют-6». Как и шесть с половиной лет назад, начало нового этапа было очень трудным.
9 октября стартовал «Союз-25», который пилотировали подполковник В. Коваленок и бортинженер В. Рюмин, который работал у нас ведущим конструктором по ДОСам. Ему, человеку уникальных физических данных и природного интеллекта, как 13 лет назад К. Феоктистову, представилась редкая возможность самому испытать технику, в создании которой он принял участие. Однако для него, как и для его командира, путь к успеху «был совсем не легок и не скор». Судьба подготовила — им в космосе, а нам, стыковщикам, на Земле — настоящее испытание.
10 октября, успешно выполнив все дальние маневры сначала по командам с Земли, а затем автоматически при помощи радиолокатора «Игла», «Союз-25» сблизился с «Салютом-6» до расстояния в 150 метров, а относительная скорость уменьшилась до одного метра в секунду. При таких параметрах действие орбитальной механики ослабло настолько, что можно было летать по–самолетному, почти как в земной атмосфере. Предусматривались две возможности завершить причаливание: продолжить автоматическое сближение, используя «Иглу», или перейти на ручное управление. Решение принимали космонавты.
Коваленок сделал две попытки состыковаться со станцией. Тогда, да и сейчас, все?таки трудно было объяснить, как можно промахнуться оба раза. На третью попытку не хватило топлива. Правда, оставались еще резервные баки, но руководитель полетов А. Елисеев категорически запретил использовать НЗ: топливо требовалось для спуска на Землю, а это было поважнее стыковки.
Работа по анализу аварии началась сразу, на том же стыковочном «витке». «Ну, Сыромятников, держись», — эту фразу Елисеев бросил на ходу в коридоре ЦУПа. Действительно, пришлось трудно, очень похоже на то, как было в апреле 1971 года.
За шесть с половиной лет все?таки многое изменилось: новый ЦУП находился рядом, в Подлипках, а обработка информации стала оперативной. Зато специалистов и руководителей оказалось здесь гораздо больше. Вокруг нас, стыковщиков, сразу сгрудилось очень много людей. Конечно, все переживали, и всем было интересно узнать, что произошло там, далеко и высоко на орбите, и хотелось помочь. Получив бумажные ленты с записями телеметрии, мы стали восстанавливать картину происшествия. Руководство полетом старалось создать условия для работы, ограждая нас от поспешных вопросов и советов.
Я ушел из ЦУПа в 12 часов ночи, а на следующий день в 8 утра был там снова.
«Союз-25» еще летал на орбите, когда образовали межведомственную аварийную комиссию, председателем которой назначили академика В. Авдуевского, первого заместителя директора ЦНИИмаш. В последующие годы мне еще не раз предстояло встречаться и взаимодействовать с этим умным и деятельным человеком, хватким и жестким администратором. В целом он и другие большие и малые начальники оказались объективными, у меня в памяти не осталось к ним серьезных претензий.
Мы старались использовать всю имевшуюся информацию. К сожалению, во время стыковки не было телевизионной картинки, объективная визуальная информация отсутствовала. Конечно, учитывали то, что передали с орбиты космонавты, а позднее то, что они рассказали уже после возвращения на Землю 12 октября. Они все делали там, в космосе, своими руками и видели своими глазами. Командир утверждал, что делал все правильно, но что?то помешало штырю войти в конус, что — он объяснить не мог, а ждал этого, видимо, от нас. Надо сказать, что Рюмин вел себя сдержанно. Рассказ очевидцев всегда субъективен, а члены экипажа были очень заинтересованными людьми.