100%

«Устав союза Индустриальных рабочих мира начинается с утверждения, что между классом предпринимателей и рабочим классом нет ничего общего. Но в настоящем случае я убедился, что в этом утверждении кроется ошибка. При данных обстоятельствах я обнаружил, что между классом предпринимателей и рабочим классом есть нечто общее, и это общее — не что иное, как черньш, извивающийся змеей бич. Один конец бича находился в руках предпринимателей, а другой конец хлестал по спинам представителей рабочего класса, — и таким образом человечеству была символически явлена раз навсегда правда о взаимоотношениях между классами».

§ 61

На следующее утро Питер, проснувшись, ощутил, как ужасна жизнь и сколько в ней страданий. Он сам не раз требовал наказания красных, но представлял себе эту кару как-то абстрактно, ему казалось, что её можно осуществить одним мановением руки. Он не имел «понятия о том, как происходит расправа, какое это суматошное и кровавое дело. Два с лишним часа слушал он, как свистела плеть, врезаясь в человеческое тело, и каждый раз это был удар по нервам. Питер был пресыщен местью, и в это утро испытывал угрызения совести. Ведь он знал каждого из этих юношей, и лица их неотвязно вставали перед ним. Разве они заслуживали такой кары? Приходилось ли ему слышать, чтобы хоть один из них совершил такое же насилие, какому их подвергли?

Но мучительнее всего был страх. Питер, этот жалкий муравей, видел, что борьба двух гигантов становится всё беспощадней, и сознавал, как рискованно его положение под ногами титанов. Страсти всё разгорались с обеих сторон, и чем яростней вскипала взаимная ненависть, тем больше было шансов, что его разоблачат, и тем ужаснее судьба, ему уготованная. Хорошо было Мак-Гивни уверять Питера, что из агентов Гаффи только четыре человека знают всю правду и что каждый из них нем как могила. Питеру вспомнились слова, как-то брошенные Шоном Грэди, которые надолго отравили ему жизнь и лишили аппетита. «Они подсылают к нам шпиков, — заявил молодой ирландец. — Ну, что ж, рано или поздно мы тоже начнём за ними шпионить!»

И теперь эти слова звучали в ушах Питера, как голос из могилы. А что, если один из красных, посостоятельней прочих, подкупит какого-нибудь субъекта, чтобы тот поступил на службу в бюро Гаффи! А что, если какая-нибудь девушка из красных повторит трюк, проделанный самим Питером, и влюбит в себя одного из агентов Гаффи, — разве это уж такая трудная задача! И этот малый, возможно, не будет выдавать Питера, у него просто может вырваться это имя, как у маленькой Дженни вырвалось имя Джека Иббетса! А когда Маку станет известно, кто подстроил эту провокацию, как расправится он с Питером, выйдя на поруки из тюрьмы? Тут Питер понял, что значит быть на фронте; ему стало ясно, что он не слишком-то выиграл, оставшись в тылу, — вряд ли опаснее было бы в траншеях на передовых позициях. В конце концов ведь это была война, война классов, а на всякой войне шпиона ждёт одно наказание — смерть.

Вдобавок Питер беспокоился о Нелл. Она уже около недели работала на новом месте и до сих пор не дала о себе знать. Нелл запретила Питеру писать, опасаясь, как бы он не ляпнул какую-нибудь глупость. Ну, что ж, надо набраться терпения, — Эдит Юстас уж, конечно, сумеет постоять за себя. Он ничуть не сомневался в умении Эдит Юстас постоять за себя. Но Питера тревожила мысль о том, что она сейчас разрабатывает ещё одну, инсценировку, его приводила в трепет необузданность её фантазии. В прошлый раз он познакомился с плодами её творчества, получив в руки чемоданчик, начинённый динамитом. Что преподнесет ему на этот раз её творческое воображение, Питер не знал и даже боялся об этом подумать. Ведь Нелл, зарвавшись, может как-нибудь его подвести, — и если его разоблачит Гаффи, будет, пожалуй, так же ужасно, как если бы его вывел на чистую воду Мак!