10 мифов об СССР

Немалую роль в дезорганизации животноводства сыграли и колебания в вопросе обобществления скота. После осуждения перегибов начала 1930 года постановление ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 30 июня 1931 года предлагало Колхозцентру пополнить «общественное колхозное стадо за счет покупки правлениями колхозов молодняка у самих колхозников, а также путем обобществления части приплода скота колхозников»[256]. При существовавшей практике исполнения указаний центра (кто первый придет к финишу со стопроцентным успехом) это привело к перегибам, вызвавшим в свою очередь постановление ЦК ВКП (б) от 26 марта 1932 года «О принудительном обобществлении скота» с осуждением этих перегибов[257].

Однако как перегибы и шараханья в области заготовок и обобществления скота, так и подобные же обстоятельства в зерновом хозяйстве в 1930–1932 годах, подорвавшие фуражную базу как продуктивного, так и рабочего скота, нанесли животноводству глубочайший урон. С 1928 до 1933 года произошло сокращение поголовья крупного рогатого скота с 60,1 до 33,5 млн голов, в том числе коров – с 29,3 до 19,4 млн, а поголовье лошадей упало с 32,6 млн в 1929 г. до 14,9 млн в 1935 г.[258] Урон, нанесенный животноводству, целые десятилетия сдерживал развитие сельского хозяйства. Восстановление поголовья до уровня конца 20-х годов произошло только в 50-е годы.

Провалы экономической политики 1929–1932 годов в деревне были одной из основных причин, обусловивших неудачу попыток досрочного выполнения первого пятилетнего плана. Если бы сельское хозяйство смогло обеспечить промышленность необходимым сырьем, а рабочих – продовольствием, то просчеты, связанные с чрезмерным размахом капиталовложений, особенно в 1931–1932 годах, и переоценкой возможностей роста производительности труда, оказали бы на промышленность далеко не столь ощутимое влияние.

Основной причиной деградации сельскохозяйственного производства в 1929–1932 годах были даже не перегибы в ходе проведения тех или иных массовых кампаний, а общий административно-бюрократический подход к установлению экономических взаимоотношений с сельским хозяйством. Перегибы же являлись в конечном счете неизбежным следствием этого подхода к сельской экономике.

Критика нарушений принципов добровольности и постепенности в переходе крестьянских хозяйств от низших форм кооперации к высшим в нашей экономической и исторической литературе давалась уже в советский период. Однако главное, в чем политика периода сплошной коллективизации шла вразрез с ленинским кооперативным планом, состояло не в нарушении этих принципов. Главное состояло в том, что коллективизация вовсе не создала в деревне строя цивилизованных кооператоров, о котором писал В. И. Ленин. Колхоз образца 30-х годов в своих наиболее существенных чертах не являлся кооперативным хозяйством.

Черты кооператива (и то зачастую формально) сохранялись в основном во внутренней организации колхоза, например в наличии общего собрания колхозников, возможности (реально исчезнувшей к середине 30-х гг.) выйти из колхоза вместе с некоторой частью средств производства (хотя бы с земельным наделом), в несколько меньшей, чем у совхоза, регламентации порядка и уровня оплаты труда и т. д. Но колхоз как производственная единица практически не обладал свойственной кооперативным предприятиям экономической самостоятельностью. Причем он утратил эту самостоятельность не как подчиненное звено более широкой кооперативной системы, которая регулировала и планировала бы снабжение и сбыт, переработку сельхозпродукции, финансирование, агрономическое и машинно-техническое обслуживание. Колхоз оказался встроенным в жесткую административную иерархию государственного планирования производства и заготовок сельскохозяйственной продукции, что на практике превращало кооперативную собственность в фикцию.

И хотя автор статьи в «Большевике» декларировал: «продукция, созданная колхозниками в течении хозяйственного года, поступает в коллективное распоряжение колхозников, а не в распоряжение государства, как это имеет место с продукцией госпредприятий», далее он сам показал весьма недвусмысленно, что же это за «коллективное распоряжение». «Прежде чем приступить к распределению дохода между членами, колхоз должен обеспечить производственные задачи: покрыть все производственные и административно-управленческие расходы, покрыть свои обязательства перед государством как по линии с.-х. налога и кредитования, так и по линии хлебозаготовок, возврата семенной ссуды и т. п., а также создать общественные фонды накопления для расширенного воспроизводства»[259]. Колхоз получал перед совхозом два основных «преимущества»: не иметь права на гарантированную оплату труда колхозников (а фактически даже на авансирование до окончания года) и не иметь права на государственные дотации.