Исторические источники приводят разные данные о числе раскулаченных и выселенных хозяйств. Называются следующие данные: к концу 1930 г. раскулачено около 400 тыс. хозяйств (т. е. примерно половина кулацких хозяйств), из них выселено в отдаленные районы около 78 тыс.[221]; по другим данным – 115 тыс.[222] Хотя Политбюро ЦК ВКП(б) еще 30 марта 1930 г. вынесло постановление о прекращении массового выселения кулаков из районов сплошной коллективизации и предписало проводить его только в индивидуальном порядке, число выселенных хозяйств в 1931 г. возросло более чем вдвое – почти до 266 тыс.[223]
В результате к концу 1931 г. число оставшихся кулацких хозяйств оценивается в 150 тыс., к осени 1932 г. – в 80 тыс. В 1933 г. их сохранилось уже менее 50 тыс. Экспроприация кулачества проводилась не только методами «раскулачивания», но и под предлогом налогообложения. При объеме дохода на одно хозяйство в 1500 руб. и более сумма налога превышала весь объем дохода, что автоматически вело к примене-нию конфискации части имущества[224]. Эта ситуация приводила к тому, что кулаки распродавали свое имущество и бежали с мест проживания. К моменту раскулачивания в кулацких хозяйствах оставалось лишь 30–35 % рабочего и продуктивного скота, совершенно незначительное число мелкого скота и 45–70 % сельскохозяйственных машин[225].
Выселенные кулаки и середняки (около миллиона человек), которые не являлись уголовными преступниками (и во всяком случае не были таковыми члены их семей), оказались подвергнутыми уголовному наказанию – высылке – во внесудебном порядке. Это была первая волна незаконных массовых репрессий. Сосланные хотя и направлялись значительной частью в необжитые районы и нередко бросались на произвол судьбы, все же, как правило, получали семенную ссуду (затем признанную безвозмездной) и иные средства на обзаведение. Их направляли, кроме того, на достаточно тяжелые работы, где не хватало рук, – на лесоразработки, торфоразработки, рудники, прииски, шахты, на строительные работы. Сосланные могли состоять пассивными членами кооперации, организовывать неуставные артели, их также включали во вновь организуемые совхозы[226].
Если подходить к вопросу о раскулачивании с чисто экономических позиций, отбрасывая пока в сторону социальные, юридические, политические, нравственные проблемы, то сразу можно обратить внимание на два момента.
Первый. Раскулачивание означало устранение из деревни элемента хотя и содержащего эксплуататорский потенциал, но обладавшего навыками культурного хозяйствования. Даже брошенные в отдаленные, суровые, необжитые районы, бывшие спецпереселенцы сумели в удивительно короткие сроки создать коллективные хозяйства, оказавшиеся передовыми. Из их среды вышли талантливые руководители коллективного производства.
Не следует также забывать, что кулак, который был мелким капиталистом, сам весьма интенсивно трудился. Он был для себя собственным агрономом, счетоводом и т. д.
Коллективизация, лишая кулака свободной рабочей силы (свободной прежде всего от средств производства), создавала предпосылки для использования культурно-хозяйственных навыков хотя бы части бывшего кулачества в колхозном строительстве.
Пошли же большевики на риск в 1918 году, пригласив на работу буржуазных специалистов и даже царских офицеров и генералов, отчетливо сознавая, что среди них окажется немало противников революции!
В отношении большинства кулачества, не прибегавшего к террору и вредительству, необходимой была тактика поисков компромисса, что, конечно же, сузило бы масштабы кулацкой контрреволюции (хотя и не могло исключить ее вовсе – ибо при любых методах коллективизации речь шла об изживании условий существования кулака как мелкого сельского капиталиста).
И второй момент – сумма расходов по выселению и обустройству выселенных кулаков едва ли покрывалась конфискованным у них имуществом[227].
Что создала коллективизация?
Вернемся в 1930 год. Эпопея коллективизации еще не закончилась, хотя конец казался уже близок – в феврале 1930 года коллективизацией было охвачено 56 % крестьянских хозяйств. Надо, правда, отметить, что эта цифра во многом отражает дутые сводки, куда были записаны колхозы, существовавшие лишь в воображении их организаторов, полагавших, что, добившись любой ценой заявления о вступлении в колхоз всей деревней, они уже решили все проблемы коллективизации.
С. И. Сырцов, характеризуя методы подобного рода, саркастически замечал: «Ведь если долго возиться с крестьянином, да убеждать его, да прорабатывать с ним практические вопросы, тебя, глядишь, и обскачет соседний район, не теряющий времени на эти «пустяки». Так зачем же долго возиться с крестьянином? Намекни ему насчет Соловков, насчет того, что его со снабжения снимут, или заставь голосовать по принципу «кто за коллективизацию, тот за советскую власть, кто против коллективизации – тот против советской власти»[228].