Первая пятилетка наглядно демонстрирует нам, что к мнению о И. В. Сталине как гениальном менеджере следует подходить с большой осторожностью. Во всяком случае, Сталин образца 1945 или даже 1940 года сильно отличается от Сталина образца 1930 года. Я не склонен давать управленческим способностям Сталина уничижительную оценку. Но достаточно успешные стороны его руководящей деятельности были оплачены ценой довольно тяжелых уроков конца 20-х – начала 30-х гг.
Высокие темпы промышленного роста, достигнутые в 1929 и в 1930 годах, были восприняты И. В. Сталиным как нечто само собой разумеющееся и не были подвергнуты квалифицированному экономическому анализу. Успехи первых лет пятилетки вскружили голову руководителю страны, добивавшемуся, нисколько не считаясь с экономической наукой, расширения программы нового строительства по сравнению с планом и предлагавшему фантастическое завышение наметок пятилетки. Например, вместо предлагавшихся первоначально 6 млн т чугуна на 1932/33 г. в пятилетнем плане была утверждена цифра 10 млн т., а в 1930 г. правительство решило довести ее до 17 млн т. Цифра же в 10 млн т была объявлена в выступлениях на XVI съезде руководителей нашей промышленности – В. И. Межлаука и В. В. Куйбышева – вредительским минимализмом[77]. Несмотря на эти громогласные призывы с высокой трибуны, именно они – руководители ВСНХ и Госплана – настояли в конце концов на отказе от авантюристического задания – произвести в 1932/33 г. 17 млн т чугуна[78]. Как известно, черная металлургия к концу пятилетки едва-едва перекрыла рубеж в 6 млн т чугуна. Но когда И. В. Сталин заявил на XVI съезде, что «…люди, болтающие о необходимости
Правда, годом раньше такие протесты еще раздавались. В феврале 1929 г., выступая на заседании президиума Госплана, инженер Осадчий восклицал: «… Гартван и Таубе говорили, что мы можем произвести 6–7 млн т чугуна, но они были
А ведь отказ от авантюризма позволил бы вести работы более обдуманно, без горячки, не неся потерь из-за запаздывания оборудования, нехватки стройматериалов, отсутствия проектов, текучести рабочей силы, не омертвляя гигантские средства, а направляя их на такие участки, где они могли бы дать наибольший эффект в кратчайшие сроки. Эта возможность не была использована. Незавершенное строительство, составлявшее в начале пятилетки 31 % к объему капиталовложений, в 1932 г. подскочило до 76 %[81].
Почему же в течение первой пятилетки запланированная программа капиталовложений в промышленность (и в целом в народное хозяйство) была значительно превышена? Ответ на этот вопрос можно найти в уже цитировавшихся политических заявлениях на XVI съезде ВКП (б), состоявшемся как раз посередине первой пятилетки – в 1930 г. Первая и важнейшая причина – ставка на ничем не обоснованный размах капитального строительства – вела к дальнейшим тяжелым последствиям. Нарастали такие явления, как неразбериха в материально-техническом обеспечении строек, переносы сроков строительства, поставок оборудования, отсутствие проектной документации и т. д. Многие деятели партии обращали внимание на ненормальность сложившегося положения, не решаясь, впрочем, оспаривать провозглашенные Сталиным амбициозные цели. Член Политбюро ЦК ВКП (б) С. В. Косиор в своем выступлении на съезде говорил об угрозе срыва планов реконструкции и нового строительства угольно-металлургической базы Украины, об отсутствии до настоящего времени окончательного плана строительства и реконструкции предприятий тяжелой промышленности, о затяжке проектирования. Аналогичные проблемы поднимались и в выступлениях других делегатов[82].