Да, очевидно, что предложение дурацкое. Вопрос в том, в каком контексте содержится эта цифра. Неужели Тухачевский
Резун проявляет вполне понятное усердие, на сорока пяти страницах упражняясь в ерничанье по поводу этих 100 тыс. танков. Ну как тут не выжать максимум возможного из столь кстати подвернувшегося повода! И Резун старается вовсю. Он сообщает нам, что без авиационной поддержки танки действовать не могут, и вот уже 100 тыс. танков дополняются ста тысячами самолетов. Резун со смаком выкладывает расчеты, показывающие, сколько людей бы потребовалось для такой армады, да какая была бы, в соответствии со штатной численностью тогдашних соединений, общая численность этой танково-самолетной армии, а потом с садистским сладострастием обсасывает со всех сторон получившиеся громадные цифры…
Но допустим на минуту, что Резун прав, и Тухачевский – не только безудержный хвастун, не знающий числа и меры, но и вообще не соображает, что может произвести советская военная промышленность, а что – нет. И товарищ Сталин правильно поставил его на место, заявив, что предложения Тухачевского означают полный срыв всего социалистического строительства. Постойте, но как же тогда Сталину лишь немного погодя – в 1931 году – взбрело в голову назначить Тухачевского начальником вооружений РККА? Чтобы тот со своим техническим авантюризмом все дело вооружения армии развалил? Или товарищ Сталин более реально оценивал качества Тухачевского – во всяком случае, не так, как Резун? Стоит напомнить, что в 1932 году Сталин принес Тухачевскому письменные извинения за свой слишком резкий отзыв о его предложениях 1927 года, оправдывая себя недостаточно ясным пониманием проблемы в то время (Военные архивы России. 1993. Вып. 1. С. 79–80). Много ли вы знаете людей, перед которыми Сталин письменно извинялся?
Впрочем, не следует переоценивать гениальность самого товарища Сталина. Хотя он семь лет держал Тухачевского на посту начальника вооружений РККА, но так и не мог разобраться в том, что из продвигаемых Тухачевским военно-технических разработок есть технический авантюризм, а что – перспективные направления развития военной техники. Некоторые ошибки Тухачевского после его ареста и расстрела были исправлены (увлечение универсальными артсистемами, разработка динамореактивных пушек, отказ от разработки среднего танка с противоснарядным бронированием). Однако такие светлые умы, как Кулик, Мехлис и Щаденко, которые стали ведать делом вооружений РККА, тоже были далеко не безгрешны по части принимаемых решений. В результате вместе с неудачными разработками Курчевского были прекращены любые работы по безоткатной артиллерии и мы вплоть до конца войны вообще не получили начатых разработкой до войны систем противотанковой реактивной артиллерии (в отличие от Германии, которая имела свой «фаустпатрон», подбивший немало наших танков, и США, имевших свою «базуку»). Производство же реактивных систем залпового огня («катюш») было заморожено минимум на два года, и решение об их производстве было принято буквально перед самой войной. Более мощных ракетных систем дальнего действия (подобных немецкой «Фау») мы также не получили, а многие специалисты по ракетной технике были уничтожены. Кроме того, великие полководцы и технические гении, сменившие по воле Сталина бездаря и авантюриста Тухачевского, сократили производство зенитной артиллерии и сняли с производства 45-мм и 76-мм противотанковые пушки, оставив только 107-мм (не оправдавшую себя в ходе войны). Это, конечно, принесло нам множество побед, особенно в начальный период войны.
В главе 17 Резун поносит Тухачевского за то, что тот открыто ратовал за союз с Францией против Германии. Лезет не в свое дело – констатирует Резун (335). Нарушает гениальный замысел товарища Сталина натравить Германию на Францию, дать ей там увязнуть, а самому ударить Гитлеру в спину (331–334). Но тут уж Резун запутывается в собственных инсинуациях.