В самом Киеве в это время под превентивным арестом сидел Святополк. Просто князю Владимиру донесли, что, мол, у Святополка черные мысли в голове (а как же иначе, Окаянный ведь!), а ну как в дела превратятся?
Но в Киеве многие поддерживали именно Святополка, считая, что этот сын, а никакой другой, должен наследовать киевский престол после князя Владимира. Совершенно логично, ведь, во-первых, на тот момент – к июлю 1015 года – Святополк был старшим из княжичей, Вышеслав Новгородский и Изяслав Полоцкий уже умерли. К тому же Святополк, вероятно, сын Ярополка, а не самого Владимира.
Оставлять Киев с сидящим взаперти Святополком, уйдя на север и отправив любимого Бориса на юг в степь – вам не кажется, что это не совсем логичный поступок? Князь был не в себе, или мы просто чего-то не знаем?
Конечно, второе.
Описание смерти князя Владимира и совершенно невразумительный рассказ о гибели двух его любимых сыновей Бориса и Глеба не лезет ни в какие ворота, это запутаннейшее место в летописи. Причем здесь Нестор не полагался на разные древние сказания и записи, у него была возможность пообщаться пусть не с самими свидетелями событий, то с современниками Ярослава и погибших Бориса и Глеба. Во всяком случае, монаха Нестора от самих событий отделяли не двести или тысяча лет, а полсотни (Нестор родился через сорок лет после смерти князя Владимира).
Создается впечатление, что он все знал или хотя бы догадывался, но старательно запутывал будущих читателей, чтобы, свернув мозги набекрень, махнули рукой и поверили в выдумку, не задавая ненужных вопросов.
Умер князь Владимир 15 июля 1015 года.
Умер вдруг, никто не знает от чего, чем он болел, но об отравлении речь не шла ни тогда, ни сейчас. Его тело почему-то посреди ночи завернули в ковер и тайно пустили из оконного проема наружу. Летописец объясняет все эти дикие выверты опасениями разбудить жителей Берестова (!) и тем, что в Киеве сидит Святополк (!!).
Сразу вопросы.
Окна в начале XI века даже в княжьих теремах не были трехстворчатыми, чтобы можно было в полной тишине вынести завернутое в ковер тело мужчины.
Летописец объяснил, мол, тайно и в полной тишине (!) разобрали какую-то не то перегородку, не то саму стену.
В таком случае крепости сна берестовцев можно только позавидовать. Вот спали наши предки и слуги князя Владимира тоже!
Но зачем понадобилось заворачивать в ковер тело князя и вытаскивать его в окно? Ответа нет.
К чему вся эта тайна посреди ночи? Не потому ли, что тело было попросту изуродовано и умер князь вовсе не от какой-то болезни, а будучи убитым?
Опасались Святополка, который сидел в Киеве в тюрьме. И при этом тело повезли в… Киев!
Где логика?
Весь рассказ о смерти и погребении страшно скомкан, словно летописцу стыдно так уж врать. Внимание уделено только тому, что князя Владимира все же похоронили в Десятинной церкви, поставив его саркофаг рядом с саркофагом его супруги княгини Анны Византийской, что при этом собралась масса народа и люди вполне искренне плакали и жалели князюшку.
Упоминания о том, где в это время был Святополк, нет. Известно только что толпа его в смерти князя не обвиняла и на куски не порвала. А ведь могли бы, будь киевляне уверены, что он тать и виновен в смерти отца.
Дальше мутнейшая история о борьбе за власть в Киеве, гибели Бориса и Глеба (о погибшем тогда же еще одном сыне Владимира древлянском князе Святославе и его семерых сыновьях летописец не сокрушается, они не причислены к лику святых, а потому всего лишь статистика) и (вот оно – торжество справедливости!) гибели Святополка Окаянного где-то в болоте (не в бою же с мечом ему погибать).
Борис, не найдя печенегов (трудно найти отсутствующих), возвращался в Киев, когда его застала весть о кончине отца и захвате престола Святополком.
Летописец с придыханием описывает смирение князя Бориса, мол, вот другие воспротивились захвату киевского престола князем Святополком, а они с Глебом нет, прямо так сразу и признали старшего брата новым правителем Киева.
Во-первых, именно Святополк, как старший из оставшихся в живых сыновей Владимира, должен был наследовать Киев.
Во-вторых, возмутились те, кто пожелал бы захватить его сам, – Ярослав Владимирович и Мстислав Владимирович, сидевшие один в Новгороде, другой в Тмутаракани и никакого отношения к Киеву, кроме родства с прежним и новым киевским князьями, не имели.
В-третьих, а кто их вообще спрашивал? Святополк, находившийся в Киеве, Ярослав из Новгорода, Мстислав из Тмутаракани или слабый и безвольный Судислав из Пскова?
В-четвертых, даже если спросили и получили согласие младших, не имеющих никакого права (кроме личной воли князя Владимира) на престол, не имеющих вообще права возражать, то к чему потом этих на все согласных братьев убивать?