10 мифов о Гитлере

Недоверчивость отмечалась многими современниками как основополагающая черта характера Гитлера. Верховный комиссар Данцига от Лиги Наций швейцарец Карл Бургхардт в начале 1930-х годов писал: «Он не доверяет никому и ничему, подозревает каждого в контакте с врагом или даже в готовности перебежать на сторону врага». «Был ли вообще хотя бы один генерал, которому доверял Гитлер?.. На этот вопрос можно ответить только отрицательно», — писал Гудериан. Как мы уже выяснили в одной из предыдущих глав, оснований не доверять своим генералам — по крайней мере, не испытывать к ним слепого и всепоглощающего доверия — у фюрера было предостаточно. Ту же черту своего шефа подмечает и Риббентроп: Гитлер «мог быть непостижимо недоверчивым… К министерству иностранных дел и его чиновникам Гитлер относился с недоверием». Учитывая дипломатические «таланты» Риббентропа, это тоже вряд ли можно считать ненормальным. Шпеер говорил, что недоверчивость была «жизненной стихией» Гитлера.

В качестве одного из примеров гитлеровской паранойи часто приводят «Ночь длинных ножей» 1934 года, когда фюрер физически ликвидировал своих недавних сподвижников — верхушку штурмовых отрядов (СА). Официально было объявлено о том, что ликвидирован опаснейший заговор против государства. Верил ли сам Гитлер в наличие такого заговора? Возможно, он опасался «Второй революции», о которой постоянно твердил глава штурмовиков Рем и которая угрожала положению Гитлера, которого он добился с таким трудом? Или правы те, кто видит в расправе со штурмовиками сигнал, данный Гитлером представителям армии и крупного капитала — «Второй революции» не будет, масштабных потрясений тоже, с нацизмом можно успешно сотрудничать? Именно эта точка зрения представляется наиболее обоснованной.

Еще одна характерная черта параноиков — абсолютно иррациональное упрямство. Упрямство Гитлера, его несговорчивость, нетерпимость к возражениям, доходящие до полного игнорирования реальности и разумных аргументов, отмечались многими современниками. «Скорее можно было сдвинуть с места Монблан, чем добиться от фюрера отказа от однажды принятого им решения», — писал Риббентроп.

Болезни Гитлера, если можно так выразиться, не стояли на месте, они прогрессировали. Это касается и физических, и душевных недугов. Многие отмечали, что фюрер заметно деградировал после каждого серьезного провала. Первым таким ударом стал Сталинград. «Когда я увидел Гитлера после катастрофы под Сталинградом (я не встречался с ним 14 месяцев), я заметил, что он сильно изменился. Левая рука тряслась, сам он сгорбился, глаза навыкате смотрели застывшим, потухшим взглядом; щеки были покрыты красными пятнами. Он стал еще более раздражительным, терял в гневе равновесие, не отдавал себе никакого отчета в том, что он говорил и какие решения принимал», — писал Гудериан.

Покушение 20 июля 1944 года привело к развитию «второй стадии». «Его душевное равновесие было навсегда нарушено. Выступили наружу все злые духи, которые жили в его душе. Его действия ничем не были обузданы… Свойственное его характеру глубоко укоренившееся недоверие к людям вообще, и к генеральному штабу и генералам в частности, превратилось теперь в ненависть… Грубость превратилась в жестокость, склонность к блефу — в лживость. Он часто говорил неправду, сам не замечая этого, и заранее предполагал, что люди его обманывают. Он никому не верил… Он часто терял самообладание и не давал себе отчета в своих выражениях… Он постоянно стремился к тому, чтобы ввести себя и окружающих в заблуждение относительно истинного положения вещей, пытаясь сохранить хотя бы видимость крепости своего государственного здания».

Геббельс, всегда избегавший каких-либо критических замечаний в адрес фюрера, тоже сетовал в 1945 году:

«Похоже, что счастливая звезда фюрера его покинула! Если бы теперь его увидел человек, не встречавшийся с ним два или три года, он был бы потрясен его видом. Он не только постарел, но и утратил инициативу и уже не может принимать молниеносные решения, полагаясь на интуицию, которая явно его оставила».

Должны ли мы сделать вывод о том, что Гитлер был душевнобольным? Нет. Нарциссизм и паранойя — это не обязательно симптомы шизофрении. Однако Гитлер не был и «нормальным». У него — как, впрочем, и у многих других людей — наличествовали выраженные личностные расстройства. Поэтому любой серьезный анализ деятельности Гитлера обязан принимать их во внимание.

Но поставим вопрос иначе: мог ли абсолютно нормальный человек, лишенный каких-либо психических отклонений, сделать столь головокружительную карьеру, как это удалось Гитлеру? История, конечно, не знает сослагательного наклонения, но ответ, скорее всего, будет отрицательным. Например, если бы Гитлер не был столь слепо уверен в собственной избранности, он вряд ли смог бы с таким упорством идти к цели.