10 мифов о Гитлере

Но на пути к осуществлению этого решения встали непреодолимые препятствия. Для того, чтобы попасть на архитектурное отделение академии, следовало сперва пройти курс в строительно-техническом училище. Для того же, чтобы попасть в него, требовался аттестат зрелости, который Адольф в свое время, поссорившись с отцом и демонстративно бросив учебу, получить не удосужился. Разумеется, обзавестись аттестатом особой проблемы не представляло — достаточно было сдать необходимые экзамены, однако Адольф посчитал ниже своего достоинства вновь возвращаться к столь ненавидимой и презираемой им школе. Вернее, уже полностью привык к праздному существованию и был почти неспособен к сколько-нибудь систематическому труду. К тому же вскоре ему пришлось вернуться в родной городок: его мать была при смерти. Впрочем, возвращение «блудного сына» под родительский кров не могло ничего изменить: врачи оказались бессильны, и Клара умерла за считаные месяцы. Некоторые биографы Гитлера, кстати, именно этот эпизод в его жизни называют ключевым для формирования мировоззрения будущего фюрера, заявляя, что не сумевший помочь фрау Хидлер врач был евреем, потому-то Адольф и стал антисемитом. Весьма сомнительное утверждение — хотя бы потому, что любовь Гитлера к матери если и существовала, то была весьма своеобразной и особой заботы не подразумевала в принципе. О причинах же антисемитизма будущего фюрера мы поговорим в другой главе.

После смерти матери молодого рисовальщика не держало дома решительно ничто. Девушки у него не было, а за младшей сестрой присматривал опекун — сам бургомистр Линца, давний приятель отца Адольфа. Поэтому он вновь отправился в Вену. Только уже с другой целью. «Ко мне вернулась прежняя решимость, и я теперь окончательно знал свою цель, — вспоминал он. — Я решил теперь стать архитектором. Все препятствия надо сломать, о капитуляции перед ними не может быть и речи».

Рассказывая о своей жизни в столице Австро-Венгрии, Гитлер впоследствии здорово сгущал краски, живописуя свое бедственное положение и отсутствие средств. «Еще и теперь этот город вызывает во мне только тяжелые воспоминания, — повествует он на страницах «Майн кампф». — Вена — в этом слове для меня слилось 5 лет тяжелого горя и лишений. 5 лет, в течение которых я сначала добывал себе кусок хлеба как чернорабочий, потом как мелкий чертежник, я прожил буквально впроголодь и никогда в ту пору не помню себя сытым. Голод был моим самым верным спутником, который никогда не оставлял меня и честно делил со мной все мое время. В покупке каждой книги участвовал тот же мой верный спутник — голод; каждое посещение оперы приводило к тому, что этот же верный товарищ мой оставался у меня на долгое время. Словом, с этим безжалостным спутником я должен был вести борьбу изо дня в день. И все же в этот период своей жизни я учился более, чем когда бы то ни было. Кроме моей работы по архитектуре, кроме редких посещений оперы, которые я мог себе позволить лишь за счет скудного обеда, у меня была только одна радость, это — книги. Я читал тогда бесконечно много и читал основательно. Все свободное время, которое оставалось у меня от работы, целиком уходило на эти занятия. В течение нескольких лет я создал себе известный запас знаний, которыми питаюсь и поныне».

Все это звучит очень красиво и жалобно, однако будущий фюрер не был так уж нищ, как описывает. Ежемесячный доход Адольфа — складывавшийся, в основном, из «сиротской пенсии» и процентов на скопленный отцом капитал — составлял от 80 до 120 крон. Для сравнения: школьный учитель в Вене получал в первые 5 лет преподавания 66 крон, почтовый служащий — 60, а юрист с опытом около года — 70. При этом для того, чтобы каждый день обедать в среднем венском ресторане, в то время требовалось около 25 крон в месяц. Так что Адольф был отнюдь не так нищ, как ему хотелось впоследствии, в разгар экономических трудностей послевоенной Германии, показать соратникам. 10 крон из его доходов уходили на наем комнаты, а остальными он мог распоряжаться по своему усмотрению. В том числе и позволить себе определенные излишества.

К тому же вскоре Адольфу удалось найти себе работу «по профилю»: «В 1909–1910 гг. мое личное положение несколько изменилось. В это время я стал работать как чертежник и акварелист. Как ни плохо это было в отношении заработка — это было все же недурно с точки зрения избранной мною профессии. Теперь я уже не возвращался вечером домой смертельно усталый и неспособный даже взять в руки книгу. Моя теперешняя работа шла параллельно с моей будущей профессией. Теперь я был в известном смысле сам господином своего времени и мог распределять его лучше, чем раньше. Я рисовал для заработка и учился для души».