Доктор встал между Паттоном и больным, и Паттон ушел. Медицинское начальство отправило рапорт Омару Брэдди, командиру 2-го корпуса. Брэдди запер бумагу у себя в сейфе и ничего не сказал. Однако доктора написали рапорт и Эйзенхауэру. Тот направил Паттону письмо, в котором спрашивал, чем вызвано подобное поведение, и призвал генерала к самодисциплине, а заодно приказал ему объяснить свои действия и попросил его извиниться перед теми, кто был свидетелем этого случая.
Когда военные корреспонденты узнали об этом инциденте, Эйзенхауэр попросил их воздержаться от публикаций, так как в подобной ситуации требовалось расстрелять Паттона. Журналисты согласились.
Тем временем Паттон написал униженное письмо Эйзенхауэру, потом обратился к докторам, санитаркам и медицинскому персоналу двух госпиталей в Палермо с извинениями, вызвал обоих солдат к себе в офис, тоже извинился перед ними и пожал им руки.
Эйзенхауэр надеялся, что этим дело и закончится. Однако в ноябре Дрю Пирсон, обозреватель «Американской газеты.», обнародовал эти сногсшибательные факты в передаче национального радио. В обществе разразился громкий скандал, многие стали требовать отставки Паттона. Потом буря понемногу улеглась. Но когда Эйзенхауэр выбирал, кого назначить командующим американскими сухопутными войсками, направляющимися в Нормандию, он выбрал Брэдди.
Паттон несколько месяцев провел на Сицилии, ничем особенным не занимаясь, но 22 января 1944 года Эйзенхауэр приказал ему отправиться в Британию и взять на себя командование американской 3-й армией, сняв с него тем самым пятно позора.
Глава 19
Крах операции «Цитадель»
Кампании 1941 и 1942 годов доказали, что германские танки только тогда по-настоящему непобедимы, когда они свободно маневрируют на огромных открытых пространствах России и Украины. Следовательно, верным решением для Германии в 1943 году было произвести стратегическое отступление, при котором линия фронта теряла бы четкость и немецкие танки имели бы возможность действовать широко и совершать неожиданные атаки. Поскольку немецкие генералы и боевые части все еще превосходили противника в квалификации, это позволило бы достичь максимального эффекта.
Вместо этого случилось то, о чем генерал Фридрих-Вильгельм фон Меллентин, один из наиболее опытных командиров танковых войск на Восточном фронте, писал: «Германское верховное командование не может придумать ничего лучше, как бросить наши великолепные танковые дивизии на Курск, который теперь стал самой сильной крепостью во всем мире».
По мере того как разница в количестве сил между Германией и союзниками росла, лобовые столкновения армий для немцев становились все более нереальными. К середине 1943 года даже после срочной мобилизации лиц неарийского происхождения в действующей армии у Гитлера в сумме имелось 4,4 миллиона человек[36].
В одной только Красной армии было 6,1 миллиона бойцов, а Великобритания и США могли выставить еще несколько миллионов. Темпы производства военной продукции промышленных предприятий союзников намного опережали аналогичные показатели промышленности Германии.
Эрих фон Манштейн предложил Гитлеру стратегический план, который он мог реализовать в конце зимы. Германский фронт опасно, наподобие «балкона», нависал на юго-востоке от Харькова больше чем на 200 миль вниз по рекам Северный Донец и Миус и до Таганрога на Азовском море. 17-я армия по-прежнему находилась на Кубани. «Значительная часть германского фронта, — писал Манштейн, — словно просила, чтобы ее отрезали».
Русские могли прорваться на востоке от Харькова и двинуться на юг к побережью Черного моря, стремясь отрезать и уничтожить все южное крыло немцев. Именно таких действий со стороны противника Манштейн боялся после падения Сталинграда.
Однако подобный «балкон» мог стать прекрасной приманкой, После поражения у Сталинграда Манштейн предложил свой план действий, и теперь он вновь напомнил о нем Гитлеру. Как только русские развернут наступление на юге, говорил Манштейн, все немецкие силы на Северном Донце и Миусс будут шаг за шагом отступать, увлекая Красную армию на запад, к низовьям Днепра, в район Днепропетровска и Запорожья. В то же время на западе от Харькова необходимо накопить значительные резервы, которые затем ударят по северному флангу русских. «Таким образом, — утверждал Манштейн, — врага ждет та же судьба на берегу Азовского моря, какую он уготовил нам на берегу Черного».
Гитлер не понимал мобильного способа ведения войны и не желал давать своим войскам свободу действии. Он отверг план Манштейна. Фюрер опять решил идти напролом, давить всей силой, в чем он по-настоящему разбирался.
Гитлер решил вести наступление на Курской дуге — 150-мильном выступе, который врезался почти на 100 миль в германский фронт к северу от Белгорода и Харькова и к югу от Орла.