чавыча, горбуша. Эти рыбы рождаются в реке, затем уходят в морские воды и возвращаются в реку лишь однажды в жизни — для того, чтобы метать икру и погибнуть. Не раз в июльские дни Крашенинников наблюдал, как шла с моря в реку рыба. Косяк горбуши растягивался иногда на целую версту. В таком косяке шли сотни тысяч, подчас более миллиона рыб. Попав в реку, лососи постепенно менялись: на спине у них появлялся горб, челюсти увеличивались. Крашенинников записывал, что рыбы, «будучи в реках, цвет переменяют, телом худеют и в крайнее приходят безобразие. У всех носы становятся крюком, зубы вырастают большие...» Путешествуя по полуострову, ученый подолгу останавливался в селениях ительменов. Он интересовался ИХ бытом, обычаями, нравами. Жили ительмены зимой в полу-под- земных жилищах из бревен. В потолке такого жилища устраивалось отверстие, служившее «вместо окна, и вместо дверей, и вместо трубы». Летом же они обитали в своеобразных свайных постройках — «балаганах». Устраивались балаганы просто: ставились девять свай — столбов вышиной саженей по две или по три (4—6 метров); сверху на столбах настилали помост и помещали на нем шалаш из кольев. Забираться в этот шалаш надо было по лестнице. Жители селений носили одежду, сшитую костяными иглами из звериных кож и птичьих шкурок. Вместо ниток употреблялись оленьи жилы. Кроили кожу, шили меховые кухлянки и изготовляли обувь женщины. Зато готовить кушанье считалось мужским делом. Хлеб заменяла ительменам юкола—сушеная рыба. Излюбленной едой их была толкуша — кушанье, приготовленное из кислых ягод и кореньев, приправленных китовым жиром. До появления русских ительмены не знали железа и пользовались орудиями из кости и камня.
Крашенинников еще застал в некоторых селениях ножи из горного зеленоватого или дымчатого хрусталя, насаженные на деревянные черенки, хрустальные стрелы, копья и иглы, выточенные из соболиных костей. Видел Крашенинников и своеобразный прибор — деревянное огниво, служившее ительменам для добывания огня; видел и многое другое, чего не описывал до него ни один путешественник. Четыре, года, длилась исследовательская работа. Крашенинников занимался ею не только во время поездок 'по. полуострову, но и в самом Большерецком остроге. Он установил на берегу моря столб, размеренный на футы и дюймы, и отмечал по этому столбу высоту приливов, а по устроенным около столба солнечным часам определял начало и конец прилива и отлива на протяжении суток. Он вел метеорологические наблюдения. Интересуясь историей Камчатки, он терпеливо переписывал различные документы, хранившиеся в архиве Большерецкой приказной избы. Но этим не исчерпывалась деятельность неутомимого исследователя. «При начатии весны старался я о заведении огорода, в котором сеял репу, редьку, ячмень и садил все те травы, которые найти мог», — пишет Крашенинников. Любовно и настойчиво ухаживал он за огородом. Ведь дело шло о возможностях развития земледелия на Камчатке. И Крашенинников заботливо отмечал все подробности, касающиеся огорода: «Горох садил мая 25... редьку садил 30, а репу — 31 числа мая; редька и репа взошли, и ныне редька с большую морковь величиною». Год шел за годом. Денежное жалованье Крашенинникову все еще не поступало. Он голодал. Одежда давно уже пришла в ветхость, но ни в донесениях, ни в письмах его не чувствовалось усталости от непосильных трудов, не сквозило уныние. Работы по описанию Камчатки близились к завершению. Были составлены обширные коллекции. В одном из донесений Крашенинникова читаем: «Со бранные мною на Камчатке травы, птицы и рыбы — в четырех ящиках да в сыромятной суме посылаются». В 1741 году Крашенинников покинул далекую Камчатку и возвратился в С.-Петербург, где спустя 14 лет вышел из печати обессмертивший его труд «Описание земли Камчатки». Крашенинников писал его много лет. За эти годы он стал академиком, выдающимся ученым. Книга увидела свет уже после смерти исследователя.