1 2

серый плащ, повесила фонарь. Повернулась – яркий свет фонаря, да что там –

восходящие солнца померкли бы перед ее красотой – порочной, яркой. Алое

обтягивающее платье – сшитое как у тимантей, не скрывающее ни малейшего

изгиба фигуры. Повернулась, протянула руки к мужчинам:

- Если будете вести себя хорошо, я, может быть, разрешу потом поиграть с теми

прелестями, на которые вы так алчно взираете сейчас. А вы, дамочки,

предоставьте мне доказательства, иначе горько пожалеете, что посмели явиться

ко мне в дом.

- Кто ты, госпожа? – робко, что было так ей не свойственно, спросила Нина.

- Ты, свободнокровка, конечно же, откуда тебе знать, кто я. Вот же несчастье,

иметь дело с вами. Люди без печати в крови не должны даже глаз поднимать в

моем присутствии! Кто я?! Я – великая Тайамант, дочь Хрона темнобородого. Я

– владычица темных страстей – того вожделения, с которым вы, черви, взираете

на меня, той похоти, ради которой идут на преступления, той алчности, из-за

которой вы принесли мне младенца, зная, что его ждет. Ты, с младенцем, ты –

Милая Мойра? Удивляюсь я весовщикам, что они до сих пор тебя не вздернули,

да и уши на месте, а астрономы – как они-то тебя не учуяли – какая из тебя

повитуха. Хотя астрономов сейчас мало, на каждом шагу не встречаются,

поэтому ты и жива до сих пор, не так ли? Снимай с ребенка эти тряпки, покажи

мне товар!

Мойра подчинилась. Царенок, а это и на самом деле был он, все еще спал.

Снадобье, которое втерли в распухшие десны его под видом обезболивающего,

отправило мальчика в крепкий сон. Доказательство царственности ребенка –

кольцо из того же вечного металла, из которого изготовлялись башенные часы –

было продернуто сквозь пупок. Мало кто знал в Мире, что после произнесения

пророчества, чтобы не возникло путаницы, повитуха, после обрезания

пуповины, должна была установить такое вот кольцо в пуп младенца. Что и

служило потом приметой примовой крови. Повитухам кольца выдались по

одному, следующее получали только после предъявления младенца-царенка с

подтверждением его избранности. Потеря либо применение для не-царенка

карались смертью – хотя не было известно ни одного такого происшествия.

Тайамант прищурила глаза, разглядывая ребенка:

- Так вот как выглядят царята. Всегда мечтала посмотреть. Фи, обычный

ребенок. Можешь его завернуть, клади на кровать.

Бросила на обшарпанный грязный стол, покачивающийся на кривых ножках,

четыре кошеля с монетами, отворила двери и встала возле них:

- Забирайте свои монеты и убирайтесь.

- А с ребенком что будет? - заикнулась было Мойра.

- О! У тебя, что, совесть решила прорезаться? Ты бы молча уходила, а то ведь я

и могу осерчать за такие идиотские вопросы.

- Госпожа, а как же ваше обещание? А мы тоже уходим? – подал голос младший

из мужчин.

- А, ребятки не передумали поиграть? Оставайтесь, конечно. Только вы же не

будете против, если к нам присоединится еще один участник?

С этими словами она выпроводила опешивших женщин из комнаты,

предоставив им самим добираться до выхода сквозь строй неудовлетворенных

тимантей, и закрыла двери.

Мужчины, оставшиеся в комнате, были совершенно не против того, что

участников игрищ будет больше, они торопливо раздевались, предвкушая и

вожделея – такой красоткой обладать им не приходилось никогда. Тайамант,

сорвавшая с себя алый наряд, возлежала на грязных простынях кровати, с

которой таинственным образом исчез сонно сопящий младенец. Госпожа похоти

поманила их к себе, потом повернула слегка голову, разговаривая с кем-то

незримым для остальных присутствующих:

- Да, господин мой, они не против. Можешь появляться.

Из ниоткуда выткался темный силуэт – всклоченная черная бородища

спускалась острым клином почти до самого пениса, торчащего вверх. Крепкие

мышцы играли при каждом движении, на всем теле не было ни клочка кожи,

прикрывающей мясо, которое местами было обугленным, местами просто

обожженным, кровь не капала – откуда у владыки хронилищ кровь, да и не за

чем она мертвецу. Волосы в паху, на голове, такие же темные, как и борода,

вздыбились грязными клоками, огненный взгляд прожигал насквозь, и хотелось

заползти куда-нибудь, и сидеть тихонько, прикрывая уши. Хрон протянул руки с

хищно загнутыми длинными ногтями, больше похожими на когти какого-нибудь

дикого зверя:

- Подойдите ко мне, дети мои. Я же могу вас так называть? Ну да, хотя, если вы

против, я, все равно, буду вас так называть.

Пришедшие с похитительницами детей шагнули вперед к темнобородому – и

это были их последние шаги в этом Мире…

Нина и Мойра, с трудом пробравшись к двери, еще некоторое время

свирепо торговались с охранником, который оказался на входе и не хотел их

выпускать без мзды. Потом дверь открылась, и женщины оказались снаружи, в

туманном воздухе ночи. Туман был так густ, что даже ночные порывы ветров не

могли разогнать его, лишь рвали в неровные клочья, которые стелились над