0f38d74c480a4cc3f66ad4d0dc7c05fe

ООН занималась делом первых официально зарегистрированных персонажей в течение года. Арестованных не держали взаперти, однако им пришлось постоянно находиться под наблюдением, они не имели права покидать свой особняк в Мексике. Их отношение к наркобизнесу, к счастью, было скрыто – дон Эстебан тоже подтянул свои связи. Тем не менее, эти без малого двенадцать месяцев показались персонажам почти вечностью. Они сполна ощутили свою неполноценность, начиная с отсутствия гражданства и заканчивая тем, что большинство из них не являлись людьми. Юно, Ючона и всех вампиров называли опасными для общества, а против существования Джеджуна выступали по всему миру сторонники традиционной морали. «Я не знала о таком жанре! – кудахтала в выпуске новостей очередная ухоженная немецкая домохозяйка. – А как увидела репортаж про этих уродцев, решила проверить историю браузера у своей дочери-подростка. И что я нашла? Она тоже читала про этих мерзких альф, омег и кто у них еще там водится! Я считаю, что этих богопротивных уродцев надо уничтожить, а жанр повсеместно запретить! Это развращает наших детей!» Конечно, многие требовали освободить героев, которые фактически спасли мир, и вообще наградить их всевозможными медалями и орденами. Но в ООН отказывались это сделать, ссылаясь на то, что существование таких личностей – прецедент, и допустить его повторения нельзя, а для этого нужно принять жесткое решение относительно уже оживших персонажей. Примерно через полгода после ареста никто не сомневался, что несчастных необходимо усыпить, как больных зверей. «Они внесли неоценимый вклад в устранение Ким Хичоля, являвшего собой глобальную угрозу, – объясняли пресс-секретари. – Однако не стоит забывать, что это лишь вымышленные персонажи, и отношение к ним должно быть соответствующим. Мы не можем уравнивать персонажей и людей в правах, это приведет в будущем к еще более страшным катастрофам. Поэтому будет правильно, если мы, испытывая к персонажам благодарность, все же оставим их на страницах романов. У нас всегда получится воскресить эти создания в своем воображении, когда мы перечитаем их истории.» К слову о романах: все тексты были куплены крупным российским издательством, отредактированы и опубликованы огромными тиражами, после чего молниеносно переведены на иностранные языки. Так, например, одна пятнадцатилетняя девочка, когда-то написавшая слэш про оборотня-садиста и его трепетную жертву, проснулась знаменитой. Ей организовали встречу с ожившим героем, и Юно пришлось призвать на помощь всю свою аристократическую выдержку, чтобы не показывать, как тошно ему было находиться в одном помещении с этой усыпанной прыщами писклявой толстушкой. «А можно обнимашку?» – попросила девочка. Герцог сдержанно обхватил руками пухлое юное тельце. Правда, куда больше всех удивила встреча Кюхёна со своим автором. Этой женщине было уже сорок два, и она воспитывала троих детей. «Вот поэтому ты тут самый мудрый и адекватный,» – попробовал польстить Хичоль. У него авторов не нашлось, естественно. Надо сказать, Юно несколько раз силком выволакивал этого чокнутого за ворота особняка с требованием признаться в своей реальности, но Хичоль упорно лез обратно. Даже приезд лидера никак не исправил ситуацию. «У вас же есть один, так? – спросил Хичоль, слегка спаивая Чонсу для пущей сговорчивости. – Симпатичный? Конечно, моя ведь копия. Поет хорошо? Отлично поет, это же улучшенный я! До кучи, он еще гетеросексуал, женится на радость фанаткам. Берите его и не нойте. А я вечную молодость на последние деньки славы не променяю. Слишком много всего случилось, я больше не один из вас и назад дороги нет.» Чонсу, расстроившись, напился вовсе не «слегка», поругался с Хичолем и подрался с Кюхёном, который, по его мнению, был больше всех виноват в бегстве «Золушки». Кюхён, кстати, на тот момент еще ни в чем не провинился. Он не держал на Хичоля зла, измену простил – сначала умом, а потом и сердцем. Но ему не хотелось, чтобы в один прекрасный день взбалмошный айдол очнулся от своего наваждения и в ужасе схватился за голову, не понимая, как он мог оставить сцену и всех настоящих знакомых ради общения с толпой странных персонажей, которых могли еще и расстрелять. Поэтому ни о каком романе речи не шло. Хотя держать оборону становилось все труднее: жизнь протекала спокойно, а Хичоль все равно каждый день выпрашивал прощение то ласками, то небольшими знаками внимания. Например, он испек тортик. Сперва попробовал сделать это сам, извлек из духовки кривое горелое нечто, позвал Джеджуна и уже с его помощью (точнее, фактически его руками) создал симпатичный десерт. Что примечательно, веганский! Раз уж этот принципиальный и в самом деле научился обходиться без крови, придавая ее свойства любой жидкости. Тортик был оценен по достоинству, то есть Джеджун заслуженную похвалу получил. А вот Хичоль добился своего намного позже, уже после переломного момента в ходе суда над персонажами, когда появилась твердая уверенность в том, что к уничтожению их не приговорят. Кюхён видел, что Хичоль не спешит одуматься и сбежать, что ему весело и уютно в вымышленной компании даже без ежедневной дозы адреналина. Он не заметил, как сам стал проявлять больше теплоты, чаще прикасаться и позволять льнуть к себе. «Ты же все-таки в меня по-прежнему влюблен?» – спросил однажды вечером Хичоль. «Тебя сложно полюбить, – признал Кюхён, – но если уж угораздило, то потом не разлюбишь.» С тех пор даже от остальных не могло укрыться то, как много времени эти двое проводили вместе и насколько изменились их взгляды, обращенные друг на друга. «Слушайте, может, вам стоит наконец потрахаться?» – поинтересовался Джунсу во время завтрака через десять месяцев после ареста. Кюхён поперхнулся чаем, а Хичоль, обняв его за плечи, гордо объявил: «Да уж неделю как вместе спим!» За столом воцарилась гробовая тишина, которую лишь спустя полминуты нарушил возмущенный Джунсу: «А почему мы не в курсе?» Так присутствующие разделились на два лагеря. Один, включавший в себя только обсуждаемую пару, Джеджуна и Пуговичку Минни, отстаивал право свободного человека лишаться девственности без широкого освещения этого знаменательного события. Все остальные же полагали, что Кюхён, столько времени упрямо избегавший греха, мог бы и оповестить товарищей о нарушении целибата. «Мы надеялись, ты будешь месяц бегать к нам за советами, прежде чем решишься стащить с Хичольды трусы, – надул губы Джунсу. – Готовились хохотать, как умалишенные. И что в итоге? Мы даже не знаем, когда конкретно и как это у вас произошло!» «Вуайеристы! – припечатал всех оппонентов Джеджун. Перехватив веселый взгляд супруга, он добавил: – И ты, милый, такой же извращенец! Только попробуй заставить их рассказать о том, как это случилось!» Оказалось, правда, что Чанмину подобное в голову не приходило, и Джеджун, подавший дурацкую идею, чуть не сгорел со стыда. А Хичоль с Кюхёном еще несколько дней старались не попадаться господину на глаза. Ну, мало ли, вдруг у него любопытство разыграется.