0,5. Никогда не спорь с судьбой

       И потянулись «трудовые будни». Это было очень-очень скучно. Учителя рассказывали то, что я и так знала, но отвлекаться было нежелательно – я опасалась пропустить обращённый к себе вопрос. Небольшое разнообразие вносили всякие лабораторные работы, а пару раз на уроке литературы нам показывали кино. Моё представление о том, что школа откроет для меня новые горизонты общения, оказались химерой. На уроках я молчала – ни с Мэгги, ни со Стивом у меня не завязались достаточно близкие отношения для болтовни. Дело ограничивалось приветствием да вежливыми улыбками. Пару раз я подсказала Мэгги правильный ответ – но это и всё. Перешёптывания школьников тоже меня уже не развлекали. Через какое-то время я перестала быть новостью, всё, что можно было обсудить на мой счёт – уже обсудили, поводов для новых сплетен я не давала. Поэтому мне приходилось довольствоваться в качестве развлечения лишь редкими разговорами самых безответственных учеников – обсуждением спортивных соревнований мальчиками и новых нарядов – девочками, поскольку большинство школьников на уроках всё же молчали.

       Исключение составляли уроки тригонометрии и испанского. Только они скрашивали для меня школьные дни. На них мне не приходилось скучать. Болтовня Элис, практически ни о чём, всегда поднимала мне настроение, а с Эдвардом мне достаточно было просто находиться рядом. И даже когда мы молчали – это молчание никогда не было тягостным. Мне хватало его присутствия рядом, его чудесного запаха, случайного прикосновения. Рядом с Эдвардом я была счастлива, независимо от того, где мы находились и что делали. Только находясь рядом с ним, я чувствовала себя цельной.

       Перемены я тоже проводила с Калленами, и это сделало меня такой же парией, как и они. Но по  несколько иной причине. Как объяснил мне Эдвард, читающий мысли окружающих, самих Калленов люди избегали инстинктивно, подсознательно чувствуя в них опасность. А вот ко мне людей тянуло. Многие парни считали меня очень привлекательной и, при других обстоятельствах, попытались бы за мной поухаживать, как это неуклюже сделал Питер на первой перемене. Но то, что я не просто живу с Калленами, а явно встречаюсь с одним из них, – а Эдвард однозначно демонстрировал это всем окружающим, – делало общение со мной чем-то вроде табу.

       Меня позабавило выражение, с которым Эдвард рассказывал мне о реакции парней на меня – это была смесь ревности и гордости. Он мной гордился, даже ревнуя. И ревновал, не имея к этому никаких оснований. Что бы там ни думали обо мне остальные мужчины на планете, это не меняло того факта, что для меня никого другого, кроме Эдварда, не существует.

       Через пару недель школьной жизни, я готова была лезть на стену от скуки. Образно говоря, поскольку лезть на стену было для меня обыденным занятием, как для людей – подниматься по ступенькам лестницы. Но я не знаю, как ещё описать моё состояние. Казалось, что я вся чешусь от нетерпения поскорее покинуть здание школы, которое Эдвард очень метко окрестил «чистилищем». Как только Каллены всё это терпят десятилетиями? Стало немного легче, когда Эдвард подарил мне маленький приёмник на батарейках. Я включала его на минимальную громкость, которую человеческое ухо уловить практически не могло, клала в сумку и слушала на уроках. Музыка разгоняла скуку и не мешала следить за учителем, который в любой момент мог обратиться ко мне с вопросом. Жаль, что я не могла воспользоваться МП3-плеером, тоже презентом Эдварда – с «детских» подарков он переключился на «взрослые», – ведь он закачал туда все наши с ним любимые мелодии. Но сидеть на уроке в наушниках было бы слишком вызывающе, я на такое не решалась, в отличие от некоторых других учеников.

       А самым любимым временем в школе для меня была большая перемена, на которой мы всей толпой ходили в столовую. Отдых от уроков, долгожданная и обильная еда, а так же общение с братьями и сёстрами, делали это время самым лучшим в первой половине дня.  Как я узнала из их рассказов, раньше Каллены просто молча сидели за своим столом в самом дальнем углу столовой, лишь слегка изображая процесс поглощения пищи, а порой не заморачиваясь и этим. Я удивилась, как же никто раньше не заметил, что они совсем не едят? В конце концов, можно было потихоньку убирать часть еды в карманы, например, а потом выбрасывать, когда никто не видит. Но Эдвард объяснил, что школьники практически никогда не наблюдают за Калленами достаточно пристально, чтобы заметить эту странность. Люди бросали на них взгляды, слишком короткие, чтобы заметить что-то ещё, кроме неземной красоты, и сразу же отводили глаза, не понимая, почему сторонятся Калленов, но, тем не менее, делая это. Ладно, с моим появлением проблема еды была решена. Мой нечеловеческий аппетит служил для всех прекрасной маскировкой. Да и само моё присутствие за столом вносило нотку оживления. Сами собой возникали разговоры, на случай, если кто-то нас услышит – вполне безобидные. Но молчания за столом почти не было.