05-Мой престол - Небо (Дилогия)

Ели молча. Иоанн явно проголодался, ел жадно, плохо прожевывая, торопясь. Его утомлял размеренно однообразный процесс Посвящения, повторяющийся изо дня в день. Его темперамент, отлично ведомый Петру, требовал новых действий, новых шагов, даже новых слов, ибо — опять-таки Петру было известно — все проповеди Иоанна на берегу реки Иордан в общем-то сводились к одному: к завтрашнему, к послезавтрашнему, к скоро-ожидаемому-но-невесть-когда-назначенному явлению Иисуса. Он, Иоанн, и рад был бы изменить тему, но так его наставил Петр, а при всех своих предсказуемых или непредсказуемых взбрыках Иоанн был послушным учеником. Плюс — адресно направленное воздействие паранорма. И пусть — на паранорма тоже, но заблокировать мысли — это вам не высшая математика, это просто природный талант и сила, а у Петра еще — умение, опыт и суперпрофессионализм.

Поэтому он с нетерпением ждал разговора с Иоанном, ждал, когда тот не выдержит молчания, начнет, невольно раскроется.

Так и вышло.

— Расскажи мне о Машиахе, Равви. — Иоанн все-таки был спокоен, и вопрос прозвучал непринужденно и вполне естественно: кому, как не Предтече, знать о том, кто идет следом.

Тем более что Петр никогда не скрывал от ученика ни его, Иоанна, задачи, ни собственного знания об идущем следом.

— Что знаю я, Йоханан, то знаешь и ты. — Для начала Петр попробовал уклониться от разговора, выманивал Иоанна, заставлял раскрываться.

Что знает Петр — это Петр сам знает. А вот что знает, вернее, предполагает Иоанн, то есть Йоханан?

— Каждый раз, ведая мне о нем, ты говорил чуть больше, чуть подробнее. Выходит, от раза к разу твои знания о Машиахе умножались. На какую величину они умножились теперь?

Петр усмехнулся: осторожничает ученик, не хочет ломиться напропалую. Умный.

— Шауль… — Иногда, очень редко, когда разговор предполагал высокую степень доверия, даже интимности, Петр называл его старым именем, и Иоанн не возражал, не сопротивлялся.

А сейчас резко перебил:

— Меня зовут Йоханан!

— Хорошо, Йоханан, — послушно согласился Петр. — Ты помнишь все предсказания Пророков о грядущем явлении Христа…

— Их все помнят, — опять перебил Иоанн. И опять Петр стерпел. Понимал: вопрос слишком долго зрел. Как нарыв. И наконец — прорвался.

— Но ты знаешь время, когда он придет.

— Ты назвал мне его.

— Более того: я тебя вел к нему. Я готовил тебя ко встрече с Мессией, и, кроме тебя, никто в мире не может и не должен быть первым на пути его к Истине.

— Почему я?

— Помнишь день, когда мы впервые встретились?

— Конечно.

— Это было много лет назад, ты был совсем ребенком: тебе моя пряжка понравилась…

— При чем здесь она?

— Здесь — ни при чем. То твое смешное желание сказало мне o тебе многое. И главное — то, что ты — паранорм.

— Что это значит?

— Не притворяйся. Ты знаешь греческий. Ты умеешь слышать мысли. Ты умеешь внушать другим свои мысли. Ты умеешь управлять людьми, и тебе все равно, сколько их — один или сотня. Ты умеешь видеть сквозь стену и сквозь землю. Ты умеешь заставить цветок — расти, а зверя — слушаться. Даже сейчас мы говорим с тобой вслух, потому что ты не хочешь, чтобы я услышал твою боль…

— Ты научил меня всему…

— Спасибо за то, что ты понимаешь это… Я увидел в тебе паранорма и сумел выпустить его наружу. Разве тебе плохо?

Иоанн молчал, отвернувшись. Он не хотел, не умел врать. Он раскрылся неожиданно, и Петр буквально вздрогнул от могучего импульса боли, обрушившегося на него. Она ничем не пахла — эта боль. Она просто передалась Петру, и он увидел себя — маленького слабого человека, стоящего перед холодной и беспросветной тьмой Завтра.

— Когда он придет, я стану тебе не нужен? — тихо спросил Иоанн.

Спросил по-прежнему вслух, хотя блок был снят. Теперь молчал Петр. Он тоже не умел врать — близким людям.

А ближе Иоанна здесь ему был только Иешуа. Или — наоборот.

Как говорят: оба ближе…

— Хорошо, — сказал Иоанн. В голосе его прорезалась жесткость. — Я понимаю: у каждого — своя дорога. Я свою пройду до конца. Вероятно, мне придется умереть?

Петр закрылся наглухо — ни щелочки, ни просвета. Буркнул:

— Не сходи с ума. Ты пойдешь дальше, но — следом. Это же твои слова, вспомни: там, у реки…

— Нет, не мои. Когда-то давно я подслушал их у тебя… Скажи: почему он, а не я? Правда, что он — лучше?

Странно, но Петр не мог точно ответить. Он и сам не знал, почему должен считать, что кто-то из его учеников лучше, а кто-то слабее, кто-то нужнее, а кто-то бесполезнее, кто-то — на века, а кто-то — на время, отпущенное даже не для жизни — для выполнения конкретной и ограниченной во времени задачи. Как на войне…