04-Версии истории (Сборник)

а в другой — молоток, трудно боролся с искушением одним простым чертежом толкнуть допотопную инженерную мысль на несколько веков вперед, взяв на себя роль Архимеда. Но — нельзя, нельзя, всему свое Время — именно так, снова с прописной буквы.

И все же червяк сомнения: почему нельзя? Ведь нее смоет Великий Потоп, ничего от цивилизации не останется, ни сверла, ни шлямбура. Все придется по новой сочинять…

Руководитель Службы любил говорить: «Если ты усомнился в правоте устава Службы или просто приказа свыше, забирай вещички и — забыли друг друга».

Множественное число здесь — фигура речи. Забывает в таком случае лишь усомнившийся: его лишают памяти о Службе вообще, о его службе в Службе, в частности.

Смотритель думал, что Ной, скрывающий свой суперпроект от постороннего внимания, конспирируется очень плохо, точнее сказать, не конспирируется вовсе: паровик Сима регулярно курсировал между лесопилкой…

(располагавшейся, кстати, неподалеку от того места, где Смотритель пересек «границу»)…

и домом — возил доски и бревна, бочки со смолой, крепкие канаты, сплетенные из высушенных лиан, и прочие дары леса, нужные для постройки корабля. Это было единственное, что ввозилось в дом извне и могло навести жителей города на какое-либо подозрение. Остальное — металлические изделия, инструменты и крепеж — производилось своими силами, в кузнице, толково оборудованной во внутреннем дворе.

Когда Смотритель поделился с Ноем своими сомнениями по поводу конспирации, тот рассмеялся:

— Да от кого что прятать? Никому нет дела до того, что у меня в доме происходит. К тому же здесь все строятся, заметь, непрерывно и подолгу, возят те же доски, те же камни. И никто никого ни о чем ни спрашивает. Кто захочет — сам все расскажет и покажет. Как я тебе. А другим не хочу ничего раскрывать — это да, но это ведь понятно, верно? Ну не поймут люди…

А загруженный паровик ни у кого подозрения не вызовет, не волнуйся. Гонял бы его пустым — может, кто и удивился бы моей непрактичности, а так…

Однажды, когда Смотритель вместе с Ноем и его сыновьями, усталые и испачканные с ног до головы в смоле, выходили после очередного «рабочего дня» из пещеры, на полу перед дверью увидели записку, оставленную кем-то из женщин.

— «Идите на Каалма, там будет говорить Оракул», — прочел Ной. — Это, значит, нам вместо обеда…

— Нет, обед, наверное, оставили, — рассудил Иафет, — но есть будем после. Сейчас надо умываться и — бегом на площадь.

На вопросительный взгляд Смотрителя Ной ответил уже на ходу:

— Сам все поймешь. Переодевайся быстрее. Опаздывать нельзя. Все. Встречаемся у входа.

А Смотритель понял, потому что вспомнил. В Службе гадали: что за людские сборища происходят периодически в Ис-Кериме? Скоро придет ответ: в одном из таких он примет участие.

На площади Каалма было очень людно. Но Смотритель немедленно удивился странному молчанию толпы. Везде, на любой многолюдной сходке всегда легко существует звуковой фон, который складывается из множества одновременных разговоров — пусть даже вполголоса, даже шепотом. Жители города, стоявшие на главной площади Ис-Керима, не галдели, не кричали и даже не шептались — над толпой витал лишь тихий шелест дыханья сотен людей, молча ожидавших чего-то.

Смотритель поборол искушение спросить у Ноя, что здесь происходит, и тем самым нарушить благоговейную тишину. Подождем, потерпим. Раз все молчат — значит, так надо. А уподобляться хамоватым тайм-туристам, которые отродясь не уважали всерьез ни одно из «времен пребывания», профессионалу негоже.

Он послушно шел за Ноем, который протискивался поближе к центру площади, делал извинительные гримасы, если случайно задевал кого-то плечом, честно пытался проникнуться атмосферой серьезного ожидания чего-то явно существенного. Получалось плохо. Не проникался. Потому что не понимал. Но, пробираясь через толпу в кильватере Ноя, Смотритель попутно изучал окружающую действительность. Эту площадь он уже неплохо узнал, живя в городе. Почти геометрический центр Ис-Керима носил название Каалма, что ничего не означало в древнешумерском языке, — просто красивая фонема, не более того. Площадь являла собой неправильный пятиугольник, стороны которого были образованы довольно высокими домами — с лавками и мастерскими на первых этажах, а от углов, в глубь города уходили пять улиц — главные «авеню» Ис-Керима.

На одной из них, на улице Со, и располагался дом Ноя.

Смотритель не заметил, откуда появился Оракул. Он как-то вдруг образовался в самом центре площади — на возвышении. Краем глаза, в просвете, на мгновение возникшем между спин и голов. Смотритель узрел человека в закрытом белом плаще, на голове — высокий остроконечный капюшон или колпак. Большего увидеть не удалось: спины впереди сомкнулись, просвет исчез.