В проходе образовались две фигуры – престарелый седовласый мужчина прекрасной выправки, худощавого телосложения, с пышными аккуратно расчесанными усами, одетый по военной форме, и женщина в летах, в пастельном кружевном платье. Генерал-майор учтиво кивнул присутствующим и первым делом, естественно, направился к хозяину дома, дабы выразить князю свое почтение и справиться о делах насущных. Строшинский и Шелухин довольно вяло пожали руки и даже слегка обнялись, почти что по-приятельски, однако в глазах обоих уже с трудом угадывалось то самое почтение и все больше вырисовывалось какое-то негативное чувство друг другу, возможно даже презрительного толку. Говорить же было и вовсе практически не о чем, кроме как о погоде, да о последних политических тенденциях, впрочем, и действительный статский советник, и генерал-майор всячески старались проявить какое-то подобие взаимного интереса, хотя это и получалось едва-едва. До пенсии Шелухину оставалось не более сорока дней, и сам генерал прекрасно понимал, что гулять осталось недолго, поэтому он хватался, так сказать, за каждую возможность покутить вдоволь, как за спасительную соломинку, не представляя, как будет без всего этого жить дальше. Князь Строшинский же интерес к генералу утратил вовсе еще той осенью, когда узнал, что на должность Шелухина присылают совершенно молодого, однако способного полковника из Петербурга – сына Тамбовского головы, при всем при этом, оставаясь все-таки человеком великосветским, градоначальник никак не мог позволить себе обходиться с Петром Андреевичем как с отставным.
Порядком заскучавший князь заметно оживился, когда в зале появился персонаж, представленный лакеем как «промышленник, обладатель почетного гражданства, мануфактур-советник Прохов Иван Михайлович», который слыл состоятельнейшим господином в городе N, давним личным другом градоначальника, спонсором целого ряда амбициозных начинаний преразличного толку и главным благотворителем на сотни верст вокруг. Интерес, который вызывал у гостей данный господин, даже несмотря на отсутствие как такового дворянского титула, конечно, выражался в состоятельности купца и его платежеспособности. Понимал это и сам господин Прохов, который у местных чиновников был на весьма приличном счету, однако состоял все же, по обыкновению своему привыкши к самому что ни на есть высшему сорту, в особых сношениях с семьей городского головы, а не с кем бы-то попадя. Купец Прохов присоединился к князю и генералу, салютуя по пути знакомым и не особо, отдельным своим вниманием же почетный гражданин как всегда наградил младшую дочь Строшинского – Настасью, которую, по соображениям князя, купец должен был засватать не позднее чем в следующем месяце. Партия обещала быть весьма недурной, ведь капитал мануфактур-советника, по некоторым слухам, достигал миллиона, и даже мысль о таких суммах бросала бедного князя в пот каждый раз, когда он становился свидетелем укрепления отношений между его дочерью и сим уважаемым господином.
Последним присоединившимся к этой занятной компании стал настоятель N-ского храма, протоиерей Феофан, персона, без сомнений, колоритная и уж даже куда более заметная, нежели, например, купец Прохов. Духовник был облачен по-простому – монашеская черная мантия, набедренник да лапти. Позади протоирея семенили его вечные спутники – мальчишки-служки, которые таскали книги да всяческую церковную утварь. Феофан смерил князя неоднозначным взглядом, не сказать, чтобы дружелюбным, но и не враждебным, и благословил мероприятие, прочитав молитву.
В самый разгар веселья, когда большинство гостей были увлечены танцами или всевозможными играми, четверо мужчин, а именно – градоначальник Строшинский, генерал Шелухин, купец Прохов и священник Феофан – незаметно для всех переместились в кабинет князя для уединенного разговора, в коем каждый из присутствующих имел собственные интересы. Ситуация выходила настолько презабавная, что даже напоминала анекдот, который следует описать подробнее, дабы искушенному читателю стала понятна затея данного эпизода.
В кабинете градоначальника, обустроенном мебелью из темного дерева по самым последним европейским модам, все четверо закурили сигары и наполнили бокалы отменным вином из личного погреба князя Строшинского, восседавшего в тот момент за своим рабочим столом на фоне карты Российской империи и портрета августейшего императора. Генерал Шелухин устроился возле входа, опершись локтем о комод, на котором стояла шарманка с инициалами княжеской фамилии, и пускал дым, поглядывая с едва различимой толикой цинизма на собеседников. Купец Прохов уютно уселся в новехоньком кожаном кресле, на которое его, как почетного гостя, усадил сам хозяин, обхаживая и сдувая, так сказать, с плеч своего будущего зятя даже малейшие пылинки. Протоиерей Феофан расположился на софе близ библиотеки, оказавшись по левую руку от генерала, и стал пристально изучать содержимое читальной коллекции Строшинского.