Святослав Владимирович Логинов
Привычный мир исчезает с приходом тьмы – и горе тому, кто окажется за стенами дома в ночь, когда восходит багровая звезда…Небывалое зло надвигается на княжество, и остановить его можно, лишь принеся страшную жертву – сердца пятерых героев…По дорогам неведомого мира бродят маги, даруя всем встречным выбор: благословение или страшное проклятие….Ночами из-под кроватей выползают чудовища, пожирая детей и занимая их место…В новый авторский сборник «Заклятие» признанного классика отечественной фантастики Святослава Логинова вошли преимущественно рассказы и повести, ранее не издававшиеся, а также несколько «редкостей» разных лет. Маги, волшебники и колдуны – вот герои сборника, который не оставит равнодушным ни одного поклонника жанра фэнтези.
Город Ахенбаум знаменит магической Академией, находящейся в его стенах и деликатесной бараниной с засоленных пастбищ за городом. Ничто не нарушало течение мирной жизни в Ахенбауме, пока недалеко от города не поселился легендарный серебряный дракон.
Провидица с одного взгляда может определить, как сложится жизнь пришедшей за советом девушки. Вот только какой совет дать просительнице?
…Есть женщины в русских селениях…
Вот говорят, диванные войска… А что если диванных экспертов отправить на настоящий фронт?
Случается так, что ничем не примечательный человек слышит зов. Тогда он встаёт и идёт на войну, к которой совершенно не приспособлен. Но добровольцу дело всегда найдётся.
Рассказ очень жестокий. Сами решайте, читать или нет.
Рассказ не был принят в сборник фантастических детективов. А тут ему самое место. Написан в 2014 году.
На западных границах обитаемого мира находится безымянное селение где живут колдуны. Они не желают никаких контактов с остальными людьми и, разумеется, не платят налогов, что очень не нравится барониссимусу Вальдхальму, который считает непокорное селение своими владениями.
В силу коего указа Скрыл от нашего ты глаза Наше царское добро – Жаро-птицево перо? П. Ершов Эй, ты, кто там ходит лугом? Кто велел топтать покос? А. Твардовский
Хамское отношение к природе достало даже покойников, покоя которым нет и на кладбище. И вот они взялись за перевоспитание тех, кто губит природу.
Ещё недавно еды было больше, чем удавалось съесть. Крошечные серые и серо-зелёные твари ползли отовсюду, падали с неба, перелетали, трепеща крыльями, и все, кто мог, хватали их, ели, плотно набивая животы, зная, что изобилие пришло ненадолго, и скоро есть станет нечего...
— Куда подевались змеиные головы? — привычно пробормотала Улина. — Неужели я всё съела за завтраком? Ах, да, вот они, в старом горшке. Улина не могла припомнить, откуда взялся этот монолог, который она ежеутренне повторяла привычно и бездумно, как иные повторяют молитву, не вкладывая в слова никакого смысла. Это было тем проще, что змеиных голов и тому подобной несъедобности у Улины вовек не бывало, да и целиковые змеи ей не встречались. Не водилось у неё и горшков, даже цветочных. Не любила Улина живые цветы, и те платили ей взаимностью.
Лет тому восемь назад представитель какого-то сибирского университета обратился ко мне с просьбой написать сочинение, наподобие тех, что пишут школьники. Мне предложили взять любое произведение из школьной программы и разобрать «образ» любого из персонажей. Предложение показалось интересным, и я согласился. Написал сочинение по роману Ивана Гончарова «Обломов» и даже получил за него какую-то денежку. Экземпляра сборника мне так и не прислали. И вот теперь нашёл я среди замшелых файлов этот текст и предлагаю вашему благосклонному вниманию. Мне кажется, текст достаточно любопытен.
Дорогу! Дорогу! Посторонись! Стасу не приходилось даже особо напрягать голос, народ, толпившийся вдоль железнодорожной колеи, поспешно расступался, открывая проезд вдоль шеренги продавцов, безуспешно предлагавших свой убогий товар. Какая-то одежда, считавшаяся праздничной, а ныне никому не нужная, посуда, когда-то закупленная с избытком, начиная с кастрюлек и заканчивая сервизами, целыми и разрозненными; умершая бытовая техника, бижутерия и ювелирка, всё, некогда считавшееся ценным, а теперь превратившееся в бросовое старьё. Тут же стояли и серьёзные продавцы, выставившие товар из разграбленных складов: инструмент, рабочую одежду, а порой и консервы. Удивительно, что не всё съедено в прошлую зиму, салат из морской капусты ещё встречается на барахолке. Инструменты у покупателей тоже котируются не всякие: кому нужен электролобзик или болгарка, если в деревне давно нет электричества? Хотя, говорят, где-то электричество есть. Вот и выставлены по дешёвке дрели, шуруповёрты и прочий электрохлам.
Ещё один рассказ. Закончен осенью прошлого года. Где и как его публиковать, не знаю. Нет ни сил, ни времени этим заниматься. Лучше я ещё один рассказ напишу. А этот — читайте.
Расписываюсь, получаю пропуск, прощаюсь со следователем и выхожу на улицу. Прежде в такой ситуации меня, закованного в наручники, волокли бы в камеру предварительного заключения, а теперь – зачем? Один укол – и я законопослушен: никуда не сбегу, следствию препятствовать не стану и вину свою, которую ещё надо доказать, усугубить никоим образом не смогу. Так зачем камера? Ступай домой, живи, пока ты не признан преступником, ходи на службу, приноси пользу обществу. А двадцать седьмого числа районная фемида решит, что с тобой делать дальше. Прежде процессы вроде моего тянулись месяцами, а то и годами, а теперь – никакой бюрократии, всё происходит быстро. Приговор – и новый укольчик, уже не предварительный.
Человек, это не тело, а индивидуальность, личность в этом теле живущая. И точная наука психология умеет с этой личностью работать и с лёгкостью определяет, одна, две или три личности существует в данном теле. Но может случиться так, что человек есть, а личности нет. Тогда это будет никто, и звать его никак.
Поздним июльским вечером несколько ребят из деревни Орехово отправились на берег речки печь картошку и рассказывать страшные истории. И никто из них не зал, что здесь смертельно опасно задерживаться после захода солнца.
Дом, так удачно купленный в деревне Мухино, стоял на пригорке, круто спускавшемся к озеру. Вид из окон был чудесный: палисадничек с флоксами и тигровыми лилиями, спадающий к воде луг, озеро, местами заросшее вдоль берега, но у самой деревни высвобождающее песчанный пляжик, а за озером — лес, уходящий к горизонту. Владлен Михайлович Голомянов, не так давно вышедший на пенсию, купил этот домик совершенно случайно и был очень доволен своим новым приобретением. Все было бы просто замечательно, если бы не докучливые мухи...
Вот ещё один огородный рассказ этого года.
Лишенец тaщился по улице. Или, если угодно, влaчился. Или - шaркaл. Но не шёл: идут кудa-то, a лишенцу идти было решительно некудa. Время влaчилось к обеду, a лишенцa зaтaщило в тaкие местa, где нa обед не стоит рaссчитывaть. Деловой квaртaл: бaнки, офисы, конторы. Множество кaфешек и ресторaнчиков, где кормят зa деньги. Денег у лишенцa сроду не бывaло. Ни единой копейки, центa или иены. Никогдa. Ни одной лепты, динaрa или пенсa. Тaк что в кaфе его не покормят, можно и не мечтaть.
В прошлом году у меня была написана дюжина рассказов, в позапрошлом тоже были рассказы, которые я придерживал в надежде опубликовать в журналах и сборниках. Журналы куда-то сдохли, сборников тоже не амбаристо. Я пока не сдох, но и здоровья не амбаристо, так что ждать десятилетиями, пока что-то в книгоиздании переменится, я уже не могу. Подумал и решил потихоньку выкладывать рассказы в свободный доступ.
Культаун чрезвычайно спокойная планета, где не бывает преступлений, потому что населяют её вышедшие на пенсию преступники. Но именно поэтому здесь есть чем поживиться настоящему вору.
Федот не любил город. Не прижился он тут, не завел ни семьи, ни друзей. И парк он тоже не любил. Да и как его любить, если непонятное дерево едва не откусило Федоту палец? С этого случая и начались странности, а вместе с ними и Федотовы неприятности…
Ну, зачем выходить на лестничную площадку? Добро бы надо мусор вынести или, там, шум какой… А то ведь просто так, открыл дверь и шагнул в холодный полумрак. А дверь, которая только что спасала от потустороннего, задверного шевеления, захлопнулась, мягко клацнув замком. И сразу полутёмная площадка нехорошо ожила. Из-за помойного ведра, общего для всей площадки, одна за другой принялись выползать мокрицы. Не слишком большие, полметра каждая, они горбили сегментированные спины, перебирали многочисленными ножками и бесцельно двигали жвалами, перемешивая выступающий желудочный сок.